Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
Их, разумеется, не последовало; незнакомец склонился над девушкой.
— Что, колено? — участливо спросил он негромким голосом, на этот раз по-английски.
Она еле заметно кивнула; он же явно никак не мог взять в толк, почему девушка так дрожит.
— Я вовсе не хотел тебя так напугать.
В голосе звучало искреннее сожаление; Мэрион наконец решилась и украдкой взглянула на него. Короткие волосики его бороды в лучах солнца казались золотыми. Мужчина протянул руку, желая помочь ей подняться. Как бы не замечая этого, она попыталась было встать сама, однако нога вновь подвела. Колено пронзила острая боль, и девушка со стоном опустилась на траву.
Ощутив его прикосновение, она вся покрылась гусиной кожей. Как бы со стороны она увидела, что ее отрывают от земли и несут в сторону дома.
— Нет!.. Нет!..
Не обращая внимания на ее протесты, он ногой распахнул дверь, вошел внутрь, осторожно положил девушку на старый диван и отступил на шаг. Пробежка и последовавшая за ней транспортировка беглянки в дом, вероятно, его утомили, ибо он раскраснелся и тяжело дышал.
— А ну-ка, попытайся разогнуть колено.
Она машинально подчинилась и, несмотря на боль, сумела вытянуть ногу.
— У-уже почти в-все п-прошло…
— Замечательно. Полежи тут немного, а я пока приготовлю чай.
Не переставая дрожать, Мэрион попыталась изобразить на лице признательную улыбку. Голос писателя звучал так заботливо; о том, чем он занимался в саду, она уже не думала. Если уж на то пошло, она ведь сама виновата, что очутилась в такой ситуации. Пока хозяин хлопотал на кухне, она осмотрелась и понемногу успокоилась. Большая комната с закопченными потолками, у торцевой стены — глубокий камин. Окна с частым переплетом создавали как раз ту самую атмосферу, которая, по ее мнению, должна была царить в Рэттлбоун коттедж. Если не считать кое-каких предметов мебели, обстановка здесь полностью отвечала ее вкусам.
— Тебе не холодно? А то можно растопить камин. — Фигура хозяина на мгновение появилась в дверном проеме.
Девушка вдруг почувствовал жгучий стыд. Покачав головой, Мэрион ответила, что температура тут в самый раз. Она очень надеялась, что колено повреждено не слишком серьезно и ей удастся добраться до деревни без посторонней помощи. Но как объяснить ему свое присутствие в саду? Что он может о ней подумать? Вообще-то, при ближайшем рассмотрении незнакомец выглядел совсем не страшным.
Он заварил чай, зачерпнул его прямо из вмурованного в каменную плиту котла, и присел на табурет у низкого стола.
— Может, тебе с молоком?
— Нет-нет, не стоит беспокоиться… Все так неудобно вышло…
— Что ты, напротив. Ведь я живу здесь в полном одиночестве и всегда рад, если ко мне кто-то заглядывает.
— Я вовсе не хотела…
— Я тоже. Сперва я решил, что это какой-то зверь, и собрался поймать его себе на обед. — Набивая трубку, он лукаво взглянул на нее. — Должен сказать, юная леди, здесь в округе полным-полно кроликов. А бедный писатель вынужден питаться тем, что посылает ему Господь Бог. Когда ты появилась, я как раз мастерил ловушку для кроликов.
Кровь так и бросилась ей в лицо. Ну и дура же она! Трусиха и психопатка. Способность спокойно рассуждать постепенно возвращалась к ней. Этот человек не причинит ей вреда. Да он ей в отцы годится.
— Между прочим, а как тебя зовут?
— Мэрион… Мэрион Сиджвик. Я помогаю мистеру Бентли в антикварном магазине.
— И любишь совершать прогулки по утрам.
— Да, я… — Она пригубила чай и осторожно улыбнулась.
— Ты, вероятно, думаешь, что писатели — кровожадные людоеды, а?
— Я… что касается мужчин, у меня есть определенный печальный опыт.
Он понимающе кивнул, однако не стал развивать дальше эту тему.
— Ты, наверное, знаешь, кто я такой? Зовут меня Уильям Смит, для друзей — просто Билл.
— Ты пишешь.
— Пытаюсь писать.
— А я вот явилась мешать. — Она наконец отважилась поддержать разговор.
— Да нисколько. Видишь ли, сегодня у моей пишущей машинки выходной.
Она проследила за его рукой. Машинка стояла на маленьком столике под серым чехлом.
— Я и впрямь снял этот дом, чтобы поработать в тишине и покое, однако пока что моя муза меня что-то не посещает. Даже таким гениям, как Уильям Шекспир, необходимо вдохновение, своего рода…
— Divine fire [20] .
— Вот именно.
Она снова отхлебнула чай. Он был слегка горьковатым на вкус. Видимо, немного перекипел.
— И что же ты пишешь?
— Да всего понемногу. Исключительно чтобы отогнать призрак голода, публикую помаленьку разные новеллки под псевдонимами. А время от времени пишу стихи, которые никто не читает.
20
Божественный огонь (англ.).
Она едва не созналась, что тоже пробует сочинять стихи, однако вовремя прикусила язык. Вместо этого она заметила:
— А знаешь, ведь здесь бывали Колридж и Вордсворт.
— Где, в Рэттлбоун коттедж?
— Нет, в деревне. По крайней мере, они однажды тут ночевали.
— Давненько, вероятно, это было.
— Более ста восьмидесяти лет назад. Интересно, как тут все тогда выглядело?
— Во всяком случае, дома, думаю, были почти такими же.
Внезапно ей пришло в голову, что в данный момент она абсолютно спокойно беседует с посторонним мужчиной, да еще лежа у него дома на диване! Интересно, откуда он родом, что за человек? По произношению не определишь — его английский был почти оксфордским, однако некоторые слова звучали как-то своеобразно. Иногда он умолкал, очевидно, подыскивая выражение. Может, такая манера речи у всех писателей? Ей еще никогда в жизни не приходилось видеть ни одного, и она сказала об этом вслух:
— Ты первый настоящий писатель, с которым я встретилась.
— Уильяма Смита нельзя считать настоящим.
Снова все тот же взгляд с лукавинкой.
— А что, это у тебя псевдоним?
— Не, я имею в виду другое, — быстро ответил он. — Я хочу сказать, что настоящий писатель не стал бы подниматься с постели в такую рань, чтобы соорудить кроличью ловушку. В это время все «настоящие» просто-напросто дрыхнут без задних ног. А как только просыпаются, сразу же пьют красное вино. Писать начинают только ближе к вечеру, да и то только этими — как бишь они? — гусиными перьями.