Вильгельм Завоеватель
Шрифт:
— Ты пьян, Эдгар, — постарался утихомирить его Рауль. — Если бы мы поступили так, как предлагаешь ты, то в результате единственной роковой ошибки мы бы попали в руки к королю и Генрих опустошил бы не маленький кусочек герцогства, а всю Нормандию.
— Мне так не кажется, — сказал Эдгар с упрямством пьяного человека, — возможно, план Вильгельма действительно хитрый, но какое отношение имеет хитрость к войне?
Слова Эдгара были встречены отдельными криками одобрения. Роджер де Бомон тихо спросил Рауля:
— Ты помнишь,
— Да, я хорошо это помню. Король Генрих тоже боялся его — мы это видели. И он будет бояться до самой своей смерти. И для этого у него будут все основания.
— Однако я вижу, что король гораздо сильнее Вильгельма, — сухо возразил Роджер.
Рауль потянулся к блюду с индейкой и стал ковыряться в ней вилкой.
— Вильгельм победит.
— Ты говоришь, как ребёнок.
— Я давно вышел из этого возраста.
— Мне не понравилось то, что задумал герцог. Армия короля слишком сильна.
— Да, но у нас есть Вильгельм! — возразил Рауль. — Все мы — да и король Генрих тоже — считаем, что единственный путь к победе лежит через сражение, но Вильгельм думает иначе. Война состоит не только из сражений. В этой войне будут противостоять не только наши силы и армия французов, но и военное искусство Вильгельма и Генриха.
Рауль отпил из кубка и снова поставил его на стол.
— Насколько я могу судить, Генрих не слишком искусный полководец.
— Что ты за чушь несёшь! — воскликнул Хьюберт, который всё это время слушал с нахмуренным видом. — На войне побеждает сила.
Рауль упрямо покачал головой:
— Нет, только не сейчас, и ты поймёшь это. На этой войне победит хитрость Вильгельма, а не хитрость Франции и не наше рыцарство.
— Что ж, будем надеяться, что ты прав, Рауль, — ответил Роджер. — Но мне бы хотелось слышать, что об этом говорит Хью де Гурней.
— Он поддержал герцога, — осторожно сказал Рауль.
— Конечно, он должен был сделать это, как сделал бы и я, как поступили бы все честные люди. И всё же мне бы хотелось, чтобы нашу армию вёл более опытный человек.
Час спустя Рауль оставил Бомон ле Роже, направляясь с отцом и братьями в Харкорт. Эдгар скакал рядом с Хьюбертом, Гилберт де Офей — с мадам Гизелой, а Рауль — между двумя братьями. Некоторое время все молчали. Одес вспоминал обед, а Гилберт исподтишка поглядывал на Рауля. Гилберту не верилось, что когда-то он любил подсмеиваться над братом. Конечно, Раулю не хватало стати, которой должен обладать воин, и очень часто он был совершенно отрешён от происходящего вокруг него. Но каким-то образом он научился быть хладнокровным и выдержанным. И это поражало Гилберта больше всего. Порой Рауль поразительно проявлял себя. Ведь смог же он пробраться во Францию под видом торговца и поставить на место богатых господ, как будто он им ровня. Теперь ещё больше, чем раньше, Рауль был чужим для Гилберта, да и для всех оставалось загадкой, о
Одес, скакавший по другую сторону от Рауля, заговорил. К нему не приходило никаких мыслей по поводу брата. Одес никогда не задумывался ни о чём.
— У тебя отличный скакун, но я не люблю лошадей серой масти, — заметил он.
Рауль потрепал коня по загривку.
— Почему? — спросил он.
— Не знаю, — пожал плечами Одес. — Я бы выбрал коня, похожего на твоего Версерея. Он был бы тебе полезен в сражении... разумеется, если оно состоится, — добавил он с мрачным видом.
— Конечно же состоится, — презрительно проговорил Гилберт. — Что натолкнуло тебя на столь нелепую мысль?
— Все эти споры о хитрости и отступлении... — проговорил Одес. — Я слышал их разговор за столом, пока ел пудинг. Наш Рауль всё твердил, что в войне побеждает хитрость. Услышав их рассуждения, и ты бы решил, что они надеются одолеть французов без боя. — Одес громко хмыкнул. — Я не так умён, как Рауль, и не забиваю голову всякими там книгами, поэтому ничего не понял из их беседы.
— На твоём месте я бы не стал этим гордиться, — сказал Рауль. — Да, поначалу мы собираемся отступить, но лишь для того, чтобы затем нанести сокрушительный удар. Теперь понятно?
Одес был непреклонен:
— А не разумнее ли тотчас же нанести удар? Тогда отступать и вовсе не придётся.
— Пожалуй, в этом что-то есть, — заметил Гилберт.
— Я так и думал, что ты это увидишь, — благодарно проговорил Одес.
Рауль ничего не сказал. Гилберт подумал: «Он не слушает нас. Такое впечатление, будто он не считает нужным утруждать себя ответом».
— Ты что, спишь? Или же возомнил себя слишком великим, чтобы говорить с нами о подобных вещах?
— Нет, по правде, мне и самому не совсем понятна тактика герцога, — признался Рауль.
— В Бомоне казалось, что ты отлично разбираешься в этом.
— Нет, просто я должен был всё объяснить. Конечно, мне понятен план Вильгельма, но не до конца. Я не совсем разобрался, как долго следует нам заманивать французов в глубь Нормандии и в какой момент пора будет нанести внезапный удар.
Гилберт хмыкнул. Некоторое время ехали молча. Вдруг Одес спросил:
— Почему сакс не бреется? Это что — обет или наказание?
— Нет, просто саксы носят бороду, — ответил Рауль.
Одес был очень удивлён:
Как странно, — сказал он. — Мне кажется, ему надо побриться.
— Не думаю, что тебе стоит это говорить ему. Он очень гордится ею, — заметил Рауль.
— Не вижу причин гордиться бородой, — продолжал Одес. — Он похож на варвара.
— Будь осторожен. Как бы он не услышал твоих слов, — предостерёг Рауль.