Вилла «Аркадия»
Шрифт:
Становясь старше, она смотрела на доктора Холдена уже не через такие розовые очки. Трудно было не переменить своего отношения, когда изо дня в день видишь жестокость мужчины, который напрочь отказывался общаться с собственной женой. По утрам он прятался за газетой, выныривая из-за своей чернильной завесы только для того, чтобы отчитать слегка Фредди или Сильвию за какой-нибудь проступок или взять чашку кофе. По вечерам он возвращался поздно, погруженный в собственные мысли, заявлял, что не в силах разговаривать, пока не выпьет и не проведет «несколько минут в тишине», но те обычно растягивались на весь вечер. А тем временем
В такие минуты он вызывал у Лотти что-то вроде негодования. Она понимала, что быть женатым на такой женщине, как миссис Холден, – задача не из легких. Но совсем не обязательно так жестоко ее игнорировать, особенно когда она изо всех сил старалась сделать его жизнь лучше. Он же, насколько видела Лотти, не прилагал никаких усилий, чтобы облегчить жизнь супруги. Шли годы. Миссис Холден все больше волновалась, все больше суетилась, а доктор Холден все реже пытался скрыть свое раздражение, а его отлучки становились все продолжительнее. Размышляя о жизни матери, а также доктора и миссис Холден, Лотти решила, что брак определенно нужно считать плохой долей и его следует избегать, как канализационных люков или ветрянки.
– Я думаю, здесь. Как тебе кажется? А то сейчас она слишком белая. Слишком пустая. Слишком… строгая.
Лотти прищурилась, стараясь разглядеть то, что увидела Аделина. Но стена и есть стена. Как она может быть строгой? Пришлось, однако, кивнуть и напустить на себя умный вид, приподняв брови, как будто она поняла, что имела в виду Аделина, объявив, что у Френсис появились планы создать «нечто образное».
– У меня есть идея, – заявила Аделина. – Для фрески. Мне не нужны картины лесов или озер…
– Или пейзажи в древнегреческом стиле, – добавила подошедшая сзади Френсис. – Не выношу храмы и колонны. А еще оленей. Просто терпеть не могу этих ужасных оленей.
– Нет-нет. У меня другая идея. – Аделина помолчала, проведя пальцем по стене. – Это будет пейзаж с людьми. Мы все там появимся. Все, кто живет в «Аркадии».
– По типу «Тайной вечери». Только без религиозного налета.
– И без символизма.
– О нет! Немножко символизма должно быть, а иначе что это за картина?
Они совершенно забыли о Лотти. Она стояла, устремив взгляд на белую стену, слепящую отраженным солнечным светом. Внизу, за волнорезом, протянулся пляж, заполненный отдыхающими, несмотря на близкую осень. На месте хозяев она поставила бы перед стеной несколько горшков с растениями. Или соорудила бы небольшую шпалеру.
– …и ты, Лотти. Мы же обещали нарисовать твой портрет, правда? Ты обязательно здесь появишься. И Селия, хоть она и отсутствует.
Лотти попыталась представить, в каком виде она появится на стене. Но на ум приходил только нелепый нарисованный человечек, повсюду появившийся в годы войны, и надпись: «Что, нет…» [8]
8
В годы Второй мировой войны в Лондоне получило распространение граффити, высмеивающее дефицит всего: на стенах рисовали круглую голову с длинным носом, которая высовывалась из-за забора со словами: «Что, нет хлеба?», «Что, нет сахара?». После отмены карточной системы Чэт, как его прозвали, потерял свою популярность.
– Мне придется позировать? – спросила Лотти.
– Нет, – ответила, улыбаясь, Френсис. В последнее время она часто улыбалась. Улыбка нелепо смотрелась на ее лице, вздергивая длинный овал, словно старые панталоны на тонкой резинке. – Мы теперь тебя знаем. Я предпочитаю нечто более… импрессионистское.
– Ты обязательно должна изобразить ее волосы. Ты когда-нибудь их распускаешь, Лотти? – Аделина протянула тонкую руку и провела по волосам девушки.
Лотти дернулась, не сумев с собой совладать.
– Они путаются, слишком тонкие. – Она пригладила их, бессознательно отодвигаясь от Аделины.
– Перестань принижать себя, Лотти. Мужчины находят это таким скучным…
Мужчины? Лотти попыталась представить себя другой – той, кем могут интересоваться мужчины. До сих пор это были только мальчики. Вернее, один Джо, который едва соответствовал этой категории.
– Всегда следует подчеркивать свои выгодные стороны. Если привлечь внимание к хорошему, люди редко замечают плохое.
Это было самое большое откровение, которое прозвучало из уст Аделины. Но Лотти не обратила внимания на ее слова.
– А что, если нам заставить Лотти рисовать?
– О да! Чудесная мысль, Френсис. Ты хочешь рисовать, Лотти? Френсис совершенно потрясающий педагог.
Лотти переступила с ноги на ногу:
– Мне не очень удается живопись. Мои вазы с фруктами обычно выглядят так, будто вот-вот перевернутся.
– Вазы с фруктами… – Френсис покачала головой. – Как можно вызвать страсть к искусству вазами с фруктами? Давай, Лотти. Нарисуй, что у тебя в мыслях, что в твоем сердце.
Лотти смущенно отпрянула, не желая даже пробовать. Аделина мягко подтолкнула ее в спину:
– Тебе нужно научиться мечтать, Лотти. Выражать свою суть.
– Но я совсем не рисовала с тех пор, как мы окончили школу. Миссис Холден говорит, мне следует вести расходные книги, чтобы получить хорошую работу в лавке.
– Забудь про лавки, Лотти. Совсем не обязательно рисовать какой-то предмет. Просто насладись ощущением пастели. С этими красками так приятно работать. Смотри… – Френсис начала рисовать линии на стене, уверенными движениями размазывая краску пальцем.
Лотти, забыв обо всем, наблюдала за каждым ее движением.
– Не забудь нарисовать себя, Френсис, дорогая. – Аделина опустила руку ей на плечо. – Ты никогда не рисуешь себя.
Френсис не отрывала взгляда от стены:
– Мне плохо даются автопортреты.
В дверях черного хода появилась Марни. В левой руке она держала за шею полуощипанную тушку гуся, а фартук ее был вымазан кровью и перьями.
– Прошу прощения, мэм, прибыл мистер Арманд.
Лотти перевела взгляд с пастельных линий на Аделину, которая кротко улыбнулась и отпустила Марни кивком. Лотти ожидала, что Аделина сейчас бросится к двери – привести себя в порядок, подкраситься, как неизменно делала миссис Холден, и раскраснелась от волнения, что наконец-то познакомится с неуловимым мужем Аделины.