Вилла «Белый конь» (др. перевод)
Шрифт:
Видимо, Тирза нажала какую-то кнопку – сверху полилась тихая музыка. Я узнал похоронный марш Мендельсона. «Мизансцена, – презрительно подумал я. – Показная мишура!» Я оставался совершенно спокоен, настроен был критически, но помимо воли в душе у меня зародилось дурное предчувствие.
Музыка смолкла. Наступила долгая тишина, слышно было только тяжелое, с присвистом дыхание Беллы и глубокое, ровное – Сибил.
И вдруг Сибил заговорила. Но не своим, а низким мужским голосом, в котором слышался заметный акцент.
– Я здесь, – произнес голос.
Женщины выпустили мои руки. Белла скользнула в темноту. Тирза проговорила:
–
– Я – Макэндал.
Тирза подошла к дивану и откатила в сторону балдахин. Казалось, Сибил спит глубоким сном. Лицо ее, освещенное неярким светом, стало моложе, разгладились морщины. Пожалуй, сейчас ее можно было назвать красивой.
Снова раздался голос Тирзы:
– Готов ли ты, Макэндал, повиноваться моим желаниям и воле?
– Готов, – ответил странный низкий голос.
– Готов ли ты защитить тело Досу, лежащее здесь и ставшее тебе приютом, от любой физической опасности и вреда? Готов ли отдать его жизненные силы на выполнение моей цели – той цели, что может быть достигнута с его помощью?
– Готов.
– Готов ли ты предать это тело на волю смерти, чтобы смерть, повинуясь законам природы, перешла через него к другому существу?
– Смерть должна вызвать смерть. Да будет так!
Тирза отступила на шаг. Подошла Белла и протянула хозяйке распятие. Тирза повернула его крестом вниз и положила на грудь Сибил. Белла подала Тирзе маленький зеленый фиал. Та капнула из него жидкости на лоб Сибил и начертала что-то пальцем – как мне показалось, снова перевернутый знак креста.
– Святая вода из католического храма в Карсингтоне, – объяснила она мне.
Голос у нее при этом был совсем обычный, но все равно странная колдовская атмосфера не изменилась, а, наоборот, стала еще тревожнее.
Появилась мерзкая погремушка, уже виденная мною. Тирза тряхнула ею трижды, вложила в руку Сибил, снова отступила назад и объявила:
– Все готово.
– Все готово, – откликнулась Белла.
Тирза обратилась ко мне тихим голосом:
– Вряд ли наш ритуал особенно заинтересовал вас, хотя некоторым из наших гостей интересно. Вам, наверное, кажется, будто перед вами разыгрывается сцена, подобная тем, что можно увидеть у африканских колдунов. Хочу вас разуверить. Ритуал – набор слов и фраз, освященный долгими веками. Он оказывает воздействие на человеческий дух. Откуда возникает массовая истерия толпы? Мы не знаем точно. Но это явление существует. Старинные обряды играют свою роль – особую роль, мне думается.
Белла, которая ненадолго выходила из комнаты, вернулась с петушком в руках. Он был живой и вырывался. Опустившись на колени, она стала чертить зажатым в пальцах мелом какие-то знаки вокруг жаровни и медного таза, потом посадила птицу на пол, уткнув клювом в кривую белую линию. Петушок застыл в неподвижности.
Белла все чертила и чертила на полу, напевая при этом что-то неразборчивое гортанным голосом; по-прежнему стоя на коленях, она начала раскачиваться и изгибаться, приводя себя, очевидно, в какой-то мерзкий экстаз.
Наблюдая за мной, Тирза проговорила:
– Не очень-то вам по вкусу? Старинный обряд, из глубины веков. Смертное заклинание, заговор, передается от матери к дочери.
Я не мог понять Тирзу. Она вовсе не стремилась усилить впечатление от устрашающего действа, творимого Беллой. Она как бы просто старалась все
Белла протянула руки к жаровне, вспыхнуло мигающее пламя. Она насыпала чего-то на огонь, и я почувствовал густой приторный запах.
– Мы готовы, – повторила Тирза.
Хирург, подумал я, берется за скальпель...
Она подошла к аппарату, который я поначалу принял за большой радиоприемник. Крышка поднялась, я увидел, что это электрический прибор сложной конструкции. Аппарат, так же как и балдахин, двигался на колесиках. Тирза медленно, с великой осторожностью подкатила аппарат вплотную к дивану, наклонилась над ним и стала крутить ручки, бормоча про себя:
– Компас север-северо-восток – градусы... так, кажется, видно.
Потом взяла перчатку и поместила ее среди проводов и кнопок. Придав перчатке особое положение, Тирза включила маленькую фиолетовую лампочку. Закончив эти манипуляции, она обратилась к простертому на диване телу:
– Сибил Диана Хелен, ты свободна от своей бренной оболочки, которую Макэндал бережно охраняет, и можешь слиться воедино с владелицей перчатки. Как и у всех человеческих существ, у нее одно стремление в жизни – умереть. Смерть – единственный выход. Смерть решает все. Только смерть несет покой. Это знали все великие. Вспомни Макбета. Вспомни Тристана и Изольду. Любовь и смерть. Но смерть величественнее...
Слова звучно и четко повторялись снова и снова, странная машина тихо гудела, на ней стали вспыхивать лампочки – у меня закружилась голова, помутилось в глазах. Я чувствовал, что ирония здесь неуместна. Тирза своей огромной духовной мощью поработила простертое на диване тело и овладела духом, обрела над ним полную власть и влекла его к определенной цели. Я вдруг вспомнил смутно, что миссис Оливер испытывала страх не перед Тирзой, а перед Сибил, казавшейся безобидной дурочкой. Сибил обладала природным даром, не имевшим никакого отношения к ее интеллекту, – она была наделена физической способностью отделять себя, свое тело от духовного начала. И тогда дух ее принадлежал уже не ей. На время он попадал во власть Тирзы. И та могла повелевать им.
Да, а ящик? Какова его роль?
Меня охватил внезапный страх. Как они его используют? К какому дьявольскому таинству он причастен? Может быть, он испускает лучи, влияющие на клетки мозга? А вдруг он настроен на мозг определенной личности?
Тирза бормотала:
– Слабое место... Всегда находится слабое место... глубоко в скрытых тканях... Из слабости возникает сила – сила и покой смерти... К смерти – неспешно, неуклонно, к смерти – единственный путь естества. Ткани тела повинуются разуму... Управляй ими, разум... Устремляй тело к смерти... Смерть-победительница... Смерть... скоро... совсем скоро... Смерть... Смерть... СМЕРТЬ!
Голос Тирзы звучал все громче, истошно завопила Белла. Она вскочила, блеснул нож, петушок закукарекал, забился... В медный таз потекла кровь. Белла, держа таз в вытянутых руках, метнулась к Тирзе с криком:
– Кровь... кровь... КРОВЬ!
Тирза вытащила перчатку из аппарата. Белла взяла ее, обмакнула в кровь, возвратила Тирзе. Та положила перчатку обратно. И снова Белла отчаянно завизжала:
– Кровь... кровь... кровь!
Потом, словно во власти колдовских чар, она стала кружить вокруг жаровни и вдруг, рухнув на пол, забилась в судорогах. Пламя в жаровне замерцало и угасло.