Вилла Рубейн. Остров фарисеев
Шрифт:
— Рад видеть тебя, Крис. Твой отчим отправился к кому-то на обед, а твоя тетка просто невыносима, когда на нее нападает болтливость… Так и сыплет вздор, говоря между нами, Крис, а?
Глаза его поблескивали.
Кристиан улыбнулась. Она не находила себе места от какого-то странного радостного возбуждения.
— Картина закончена? — неожиданно спросил мистер Трефри, с треском раскрыв газету. — Смотри не влюбись в этого художника, Крис.
Кристиан уже не улыбалась.
«А почему бы и нет? — подумала она. — Что вы знаете о нем? Разве он недостаточно хорош для меня?» Прозвучал гонг.
— Тебя зовут обедать, — заметил мистер Трефри. Ей вдруг стало стыдно, она наклонилась и поцеловала его.
Но когда она вышла из комнаты, мистер Трефри опустил газету и уставился в дверь, что-то бормоча и задумчиво потирая подбородок.
Кристиан не могла есть; она сидела, равнодушно отказываясь от всего, что предлагал ей Доминик, терзалась какой-то смутной тревогой и невпопад отвечала на вопросы миссис Диси. Грета украдкой поглядывала на нее из-под ресниц.
— Решительные натуры очаровательны, не правда ли, Кристиан? — сказала миссис Диси, выпятив подбородок и отчетливо выговаривая каждое слово. — Вот почему мне так нравится мистер Гарц; для мужчины необыкновенно важно знать, чего он хочет. Стоит только взглянуть на этого молодого человека, и вы увидите, что он знает, чего хочет и как этого добиться.
Кристиан отодвинула тарелку. Грета, покраснев, сказала:
— Доктор Эдмунд, по-моему, нерешительная натура. Сегодня он говорит: «Пива, что ли, выпить… да, пожалуй… нет, не стоит»; потом заказал пиво, а когда его принесли, отдал солдатам.
Миссис Диси с загадочной улыбкой поглядывала то на одну племянницу, то на другую.
После обеда все направились в ее комнату. Грета сразу же уселась за пианино, ее длинные локоны почти падали на клавиши, которые она тихо перебирала, улыбаясь про себя и поглядывая на тетю, читавшую эссе Патера [25] .
25
Патер Уолтер (1839–1894) — английский критик.
Кристиан тоже взяла книгу, но вскоре положила ее; она машинально прочла несколько страниц, не вникая в смысл слов. Потом она вышла в сад и бродила по газону, заложив руки за голову. Было душно: где-то очень далеко в горах прогромыхивала гроза; над деревьями играли зарницы; вокруг розового куста кружились две большие ночные бабочки. Кристиан наблюдала за их неуверенным порывистым полетом. Войдя в беседку, она кинулась на стул и прижала руки к груди.
Неожиданно и незнакомо заныло сердце. Неужели она больше не увидит его? Если его не будет, то что ей останется? Будущая жизнь представилась ей такой бедной, такой невзрачной… а рядом ждал прекрасный мир борьбы, самопожертвования, верности! Словно молния ударила вблизи, опалила ее, лишила способности летать, сожгла крылья, будто она была одной из тех светлых порхающих бабочек. На глаза навернулись слезы и струйками потекли по лицу. «Слепая! — думала она. — Как я могла быть настолько слепой?»
Послышались чьи-то шаги.
— Кто там? — вскрикнула Кристиан.
В дверях стоял Гарц.
— Зачем вы здесь? — оказал он. — Зачем вы здесь?
Он схватил ее за руку; Кристиан попыталась вырваться, отвести от него взгляд, но не могла. Гарц бросился на колени и воскликнул:
— Я люблю вас!
В порыве нежности и непонятного страха она прижалась лбом к его руке.
— Что вы делаете? — услышала она. — Неужели вы любите меня?
И она почувствовала, что он целует ее волосы.
— Любимая моя! Вам будет очень трудно; вы такая маленькая и такая слабенькая.
Еще крепче прижав его руку к своему лицу, она прошептала:
— Меня ничто не страшит.
Наступило молчание, исполненное нежности, молчание, которое, казалось, будет длиться вечно. Вдруг она обвила его шею руками и поцеловала.
— И пусть будет, что будет! — прошептала она и, подобрав платье, скрылась в темноте.
XII
На следующее утро Кристиан проснулась с улыбкой на устах. В ее движениях, голосе, выражении глаз появилось что-то счастливое, приятное и сдержанное, словно она все время думала о чем-то сокровенном. После завтрака она взяла книгу и села у открытого окна, откуда были видны тополя, стоявшие на страже у входа в сад. Дул ветерок, и ей кланялись розы, вовсю трезвонили соборные колокола, над лавандой гудели пчелы, а в небе, как большие белые птицы, проплывали легкие облака.
По комнате разносился голос мисс Нейлор, четко и отрывисто диктовавшей Грете, которая писала, вздыхая и глядя одним глазом на бумагу, а другим на Скрафа. Пес лежал на полу, свесив черное ухо на лапу и подрагивая рыжеватыми бровями. Он попал в немилость, ибо Доминик застал его, когда он, «усердно помолившись» перед пудингом, уже вознаграждал себя за благочестие этим же пудингом.
Кристиан тихо положила книгу и выскользнула из комнаты. Между тополями появился Гарц.
— Я вся ваша! — прошептала она.
Их пальцы встретились, и он вошел в дом.
Она снова скользнула в комнату, взяла книгу и стала ждать. Казалось, прошла целая вечность. Выйдя, он только махнул рукой и быстро зашагал прочь; на мгновение она увидела его лицо, бледное, как смерть. Совершенно расстроенная, она побежала в комнату отчима.
Герр Пауль стоял в углу, растерянно поглядывая по сторонам. У него был вид беспечного человека, столкнувшегося с непредвиденной трудностью. Его обычно безупречная манишка сморщилась, словно он под влиянием какой-то сильной эмоции вдруг выдохнул из груди весь воздух; темное пенсне болталось где-то на спине; пальцы он запустил в бороду. Взгляд его был устремлен в какую-то точку на полу, словно он ждал, что она взорвется и разнесет все и вся в клочья. В другом углу миссис Диси с полузакрытыми глазами терла лоб кончиками пальцев.
— Что вы сказали ему? — крикнула Кристиан.
Герр Пауль посмотрел на нее тусклыми глазами.
— Mein Gott [26] , - сказал он. — Мы с твоей тетей…
— Что вы оказали ему? — повторила Кристиан.
— Какая наглость! Анархист! Нищий!
— Пауль! — проговорила миссис Диси.
— Бандит! Негодяй!
Герр Пауль забегал по комнате.
Вся дрожа, Кристиан выкрикнула: «Как вы смели?» — и побежала вон из комнаты, оттолкнув мисс Нейлор и Грету, которые стояли в дверях бледные и испуганные.
26
Боже мой (нем.).
Герр Пауль перестал метаться по комнате и, по-прежнему не отрывая глаз от пола, проворчал:
— Хорошенькое дело… hein? Что творится! Подумать только! Анархист… Нищий!
— Пауль! — проговорила миссис Диси.
— Пауль! Пауль! А вы куда смотрели! — Он указал на мисс Нейлор. — Две женщины… не могли уследить! Hein!
— Оскорблениями делу не поможешь, — пробормотала миссис Диси, проводя платком по губам. Смуглые щеки мисс Нейлор вспыхнули, она подошла к герру Паулю.
— Надеюсь, вы не… — сказала она. — Я уверена, что не произошло ничего, что я могла бы предотвратить… И я была бы рада, если бы это поняли.