Вилла Рубейн. Остров фарисеев
Шрифт:
XV
Николас Трефри сидел под лампой с зеленым абажуром и читал газету; на здоровой ноге у него спал, слегка похрапывая, терьер Скраф. Собака обычно спускалась вниз, когда Грета ложилась спать, и пристраивалась рядом с мистером Трефри, который всегда отправлялся на покой последним в доме.
Сквозь стеклянную дверь свет падал на плиточный пол веранды, прочерчивая светящуюся дорожку и разрезая сад надвое.
Послышались торопливые шаги, зашелестела ткань, в дверь вбежала Кристиан и остановилась перед мистером Трефри.
Глаза девушки горели таким неистовым возмущением и тревогой, что мистер Трефри уронил газету.
— Крис! Что случилось?
— Отвратительно!
— Крис!
— Ах, дядя! Его оскорбляли, ему угрожали! А мне один его мизинец дороже всего на свете!
Голос ее дрожал от возбуждения, глаза сверкали. Глубокое беспокойство мистера Трефри нашло выход в одном отрывистом слове: «Сядь!»
— В жизни больше не буду говорить с отцом. О дядя! Я люблю Алоиза!
Внешне спокойный, несмотря на чувство великой тревоги, охватившей его, мистер Трефри оперся о ручки кресла, подался вперед и внимательно посмотрел на Кристиан.
Крис больше нет! Перед ним была незнакомая женщина. Губы его шевелились под крутым полукружием усов. Лицо девушки вдруг побледнело. Она опустилась на колени и прижалась щекой к его руке. Щека была мокрая, и к горлу у него подкатил комок. Убрав руку, он взглянул на нее и вытер ей слезы рукавом.
— Не плачь! — оказал он.
Она снова схватила его руку и приникла к ней; это движение, казалось, привело его в ярость.
— В чем! дело! Черт побери, как я могу тебе помочь, раз ты мне ничего не говоришь?
Она взглянула на него. Страдания последних дней, переживания и страх последнего часа, новые мысли и чувства — все это вылилось потоком слов.
Когда она кончила говорить, наступила такая мертвая тишина, что стал слышен шелест крыльев ночной бабочки, порхавшей вокруг лампы.
Мистер Трефри медленно подеялся, пересек комнату и позвонил.
— Передай конюху, — сказал он вошедшему Доминику, — пусть запрягает лошадей и сразу подает их; принеси мои старые сапоги, мы едем на всю ночь.
Его сгорбленная фигура казалась огромной, ноги и туловище были освещены лампой, а плечи и голова терялись в полумраке.
— Доставлю я ему такое удовольствие, — сказал он, угрюмо поглядывая на племянницу, — хотя он этого не заслуживает, да и ты, Крис, тоже. Садись и пиши ему; пусть слушается меня во всем.
Он повернулся к ней спиной и направился к себе в спальню.
Кристиан села за письменный стол. И вдруг вздрогнула от чьего-то шепота. Позади стоял Доминик, держа пару сапог.
— Мадмуазель Крис, что же это такое? Всю ночь где-то ездить?
Но Кристиан не ответила.
— Мадмуазель Крис, уж не больны ли вы?
Но, увидев выражение ее лица, он тихо вышел из комнаты.
Кристиан закончила письмо и пошла к фаэтону. Мистер Трефри сидел под поднятым верхом.
— Вы мне не нужны! — крикнул он конюху. — Залезай, Доминик.
Кристиан сунула ему в руку письмо.
— Передайте ему это, — сказала она и вдруг, охваченная страхом, прильнула к его руке. — О дядя, будьте осторожны!
— Крис, раз уж я ради тебя взялся за это…
Они с грустью поглядели друг на друга. Потом, покачав головой, мистер Трефри взял вожжи.
— Не беспокойся, дорогая, не беспокойся! Но-о-о, кобыла!
Экипаж рванулся в темноту, разбрасывая колесами гравий, и исчез, качнувшись между черными стволами у входа в сад.
Кристиан стояла, прислушиваясь к удалявшемуся топоту копыт.
Раздался шелест белой ночной рубашки, тонкие руки обхватили Кристиан, лица коснулись пряди волос.
— Что случилось, Крис? Где ты была? Куда уехал дядя Ник? Ну, скажи!
Кристиан отпрянула.
— Не знаю, — сказала она. — Я ничего не знаю!
Грета погладила ее по лицу.
— Бедная Крис, — прошептала она. Белели ее босые ноги, светились золотом волосы на фоне ночной рубашки. — Пойдем спать, бедняжка Крис!
Кристиан засмеялась.
— Ты мой маленький белый мотылек! Посмотри, какая я горячая. Ты спалишь свои крылышки!
XVI
Гарц одетый лежал на постели. Гнев прошел, но он чувствовал, что скорее умрет, чем уступит. Вскоре на лестнице послышались шаги.
— Мосье!
Это был голос Домииика; на его освещенном спичкой лице застыло выражение иронического неодобрения.
— Мой хозяин, — сказал он, — шлет вам привет; он говорит, что времени терять нельзя. Вас почтительнейше просят сойти вниз и ехать с ним!
— Ваш хозяин очень добр. Скажите ему, что я сплю.
— Э, мосье, — сказал, кривя губы, Доминик, — я не могу вернуться с таким ответом. Если вы не пойдете, я должен передать вам вот это.
Гарц вскрыл письмо Кристиан.
— Иду, — сказал он, кончив его читать.
Когда они выходили из калитки, били часы. Из темной пещеры фаэтона донесся отрывистый голос мистера Трефри:
— Поторапливайтесь, сэр!
Гарц сунул внутрь рюкзак и сел.
Фигура его спутника качнулась, ремень кнута скользнул по боку пристяжной. И когда экипаж помчался, мистер Трефри, спохватившись, крикнул:
— Эй, Доминик!
С запяток донесся дрожащий, иронический голос Доминика:
— M'v'la, m'sieur [31] .
31
Я тут, сударь (франц.).