Вилла Рубейн. Остров фарисеев
Шрифт:
— Ты еще совсем ребенок, — дрожащим голосом ответила Кристиан. — Иди-ка ты лучше домой!
Грета всхлипнула в темноте.
— Я не… я не хочу домой, но я боюсь летучих мышей. А ты не боишься, Крис?
— Боюсь, — сказала Кристиан, — но я хочу взять картины.
Щеки ее горели, она вся дрожала. Нащупав нижнюю ступеньку, она вместе с Гретой, цеплявшейся за ее юбку, стала подниматься по лестнице.
Тусклый свет наверху приободрил девочку, которая больше всего боялась темноты. Одеяло, которое прежде висело на двери, ведущей
— Вот видишь, здесь никого нет, — сказала Кристиан.
— Да-а, — прошептала Грета, подбежала к окну и прижалась к стене, словно летучая мышь, внушавшая ей такое отвращение.
— Но здесь уже побывали! — сердито воскликнула Кристиан, показывая на осколки гипсового слепка. — И разбили это.
Она стала вытаскивать из угла холсты, натянутые на деревянные, грубо сколоченные подрамники, стараясь захватить как можно больше.
— Помоги мне, — крикнула она Грете. — Скоро станет совсем темно.
Они собрали кипу этюдов и три больших картины, сложили их возле окна и стали разглядывать при слабом сумеречном свете.
— Крис, а они тяжелые, — жалобно сказала Грета, — нам их не унести, и калитка уже заперта.
Кристиан взяла со стола острый нож.
— Я их срежу с подрамников, — сказала она. — Послушай! Что это?
Под окном послышался свист. Сестры, схватив друг, друга за руки, опустились на пол.
— Эгей! — крикнул кто-то снизу.
Грета подобралась к окну и осторожно выглянула на улицу.
— Это всего лишь доктор Эдмунд; значит, он еще ничего не знает, прошептала она. — Я позову его, он уходит!
— Не надо! — вскрикнула Кристиан, схватив сестру за платье.
— Он бы нам помог, — сказала Грета с упреком, — и если бы он был здесь, было бы не так темно.
Щеки Кристиан горели.
— Я не хочу, — сказала она и стала возиться с картиной, пробуя поддеть ножом край холста.
— Крис! Вдруг сюда кто-нибудь придет?
— Дверь завинчена, — рассеянно ответила Кристиан.
— Крис, но мы ведь отвинтили винты, теперь всякий может войти!
Кристиан, подперев рукой подбородок, задумчиво посмотрела на нее.
— Чтобы срезать эти картины осторожно, надо потратить много времени. А может быть, мне даже удастся снять их с подрамников, не срезая. Завинти дверь и иди домой, а я останусь здесь. Утром, когда откроют калитку, придешь пораньше, отвинтишь дверь и поможешь мне унести картины.
Грета ответила не сразу. Наконец она неистово замотала головой.
— Я боюсь, — прошептала она.
— Обе мы не можем оставаться здесь всю ночь, — сказала Кристиан. — Если кто-нибудь подойдет к двери нашей спальни, некому будет откликнуться. Да и через калитку нам эти картины не перекинуть. Кто-то из нас должен идти домой; через калитку ты перелезешь… а там бояться нечего.
Грета стиснула руки.
— Ты очень хочешь взять эти картины, Крис?
Кристиан кивнула.
— Очень, очень?
— Да… да… да!..
Но Грета не трогалась с места и вся дрожала, как дрожит зверек, когда чует опасность. Наконец она встала.
— Я иду, — сказала она упавшим голосом. В дверях она обернулась.
— Если мисс Нейлор спросит меня, где ты, Крис, я чего-нибудь выдумаю.
Кристиан вздрогнула.
— Я совсем забыла об этом… Грета, прости меня! Лучше пойду я.
Грета живенько сделала еще шаг.
— Я умру, если останусь здесь одна, — сказала она. — Я могу сказать ей, что ты спишь, а ты здесь ложись спать, и тогда это будет правда.
Кристиан обняла ее.
— Прости меня, милая; жаль, что я не могу пойти вместо тебя. Но если уж придется лгать, то я бы на твоем месте не стала бы хитрить.
— Правда? — с сомнением спросила Грета. — Да.
«Нет, — сказала про себя Грета, спускаясь по лестнице. — Нет, я скажу по-своему». Она вздрогнула и продолжала в темноте нащупывать ступеньки.
Кристиан прислушивалась, пока не раздался звук завинчивавшихся винтов, грозивший ей опасностью и одиночеством.
Опустившись на колени, она стала отделять холст от подрамника. Сердце ее яростно колотилось; при малейшем дуновении ветерка или донесшемся издалека шуме она прекращала работу и затаивала дыхание. Поблизости не было слышно ни звука. Она работала, стараясь думать только о том, что именно здесь вчера вечером она была в его объятиях. Казалось, это было так давно! В темноте ею овладел смутный ужас, жуткое чувство одиночества. Вспышка решимости, казалось, погасла и уже не согревала ее.
Нет, она не годится ему в жены, раз при первом же испытании ей изменило мужество! Она стиснула зубы, и вдруг ее охватил странный восторг, словно она тоже вступила в жизнь, узнала о себе что-то такое, чего не знала прежде. Она поранила пальцы, но боль была ей даже приятна; щеки горели; дыхание участилось. Теперь ее не остановят! Эта лихорадочная работа в темноте была ее первым жизненным крещением. Она отделила холсты и, аккуратно скатав их, связала веревкой. Она хоть что-то сделала для него! Этого у нее не отнимешь! Она спасла частицу его души! В эту ночь он стал ей ближе! Пусть делают, что хотят! Она легла на его матрас и вскоре заснула…
Кристиан разбудил Скраф, лизнувший ее в лицо. У постели стояла Грета.
— Проснись, Крис! Калитка отперта!
В холодном утреннем свете девочка, казалось, вся светилась теплыми красками, глазенки ее блестели.
— Теперь я не боюсь; мы со Скрафом не спали всю ночь, чтобы не пропустить утра… Это было так интересно… Но знаешь, Крис, — закончила она жалобно, — я солгала.
Кристиан обняла ее.
— Пойдем скорей! Там никого нет. А это картины? Подняв сверток за концы, сестры снесли его вниз и направились со своей ношей, похожей на человеческое тело, по тропинке между рекой и виноградником.