Виллу-филателист
Шрифт:
Взгляд Мати метался по этой непривычной обстановке туда и сюда. Утыкался в кубики для сидения, в решетку на стене. Поуспокоился лишь на высокой, от пола до потолка, елке. Елка была как елка, поэтому обычная и домашняя: темно-зеленые ветки, украшения, свечки. Хотя и здесь Мати обнаружил отличие от елки, которая стояла у них дома. Украшения были только серебристыми, свечи только белые.
Неожиданно Мати ощутил, что прохлада из передней проникла в комнату. И что проклятое косноязычие все больше одолевает его.
— Да садись ты наконец! — позвала
Только теперь Мати заметил, что в комнате есть и другие гости. Некоторые из их класса девчонки и два совсем незнакомых парня.
— Лео и Яан из нашего дома! — сообщила Сирье, изящно взмахнув рукой.
Мати оценивающе глянул на парней и с удовлетворением отметил, что ни у одного из них нет черного галстука и белого платочка, уголок которого выглядывает из кармана. Уж не говоря о жемчужинке.
Сирье указала на белый куб, и Мати с облегчением опустился на него. Наконец можно собраться с духом, пообвыкнуть и освоиться.
Отец с матерью тоже вошли в комнату. Предложили конфет и жевательную резинку. Спросили кое о чем, но долгого разговора не вышло.
Тут Сирье воскликнула:
— Послушай, Мати, а разве ты не пошел в дом для престарелых?
Незнакомые парни фыркнули, и Мати вздрогнул, будто на его счет неудачно пошутили, отделили от этой элегантной комнаты.
— Ничего смешного, — бросила Сирье ребятам. — Художественную самодеятельность нашего класса пригласили выступить на елке в доме для престарелых. А Мати — первый запевала. Вот!
Парни умолкли. Мати поправил свои белые манжеты, которые втянулись в рукава, и стал подыскивать подходящий ответ. Этакий модный и несколько холодноватый ответ, который шел бы к прекрасному костюму Сирье, кубикам в комнате и актерской прическе мамы Сирье.
— Дом для престарелых? Не тот фокус! — ответил Мати с подчеркнутым превосходством.
Так как в комнате воцарилась тишина, то он добавил:
— Решил прийти сюда. Самодеятельность — дело добровольное.
— Верно, — сразу настроился Лео на ту же волну. Он уже отметил, что у вновь прибывшего парня бабочка с жемчужинкой и мировецкие запонки.
— А ты помолчи! — отрезала Сирье.
Мати удивленно поднял голову.
В разговор вступил отец Сирье:
— Я сейчас собираюсь туда же. И возьму тебя с собой, Мати. Успеем вовремя.
Мати уставился на отца Сирье. Он никак не мог поверить, что такое мог сказать бородач, который был в водолазке со стоячим воротником и в своеобразного покроя клетчатом пиджаке.
— Я… мне… — выдавливал Мати, но в комнате стояла тишина, и он понял, что теперь его очередь что-нибудь сказать.
Отец Сирье усмехнулся, будто он хорошо понимал замешательство парня. Встал и пояснил:
— Я должен там рассказать немного об архитектуре и застройке нашего города. Ваш класс взял шефство над домом для престарелых, и я как родитель… Ясно, не так ли!
Мати нехотя тоже поднялся.
— Послушай, Мати! — воскликнула Сирье. — Не пойдешь же ты с этой бабочкой… Я дам тебе свой шейный платок.
Когда Мати надевал пальто и доставал из кармана варежки, он дотронулся до подарка для Сирье. Он побежал в комнату и положил его под елку к другим подаркам. Жаль, что он не увидит, какое будет у Сирье лицо, когда она откроет коробочку.
«Запорожец» был узким и коротким, и коленки Мати бились в такт неровностям дороги в панельную доску. Но скорость у машины была хорошая, и минут через двадцать они доехали.
По дороге ни словом не обмолвились. И в доме для престарелых особо не разговаривали. Один рассказывал старым людям о своей работе и будущем облике города, другой спел вместе с ансамблем своего класса несколько песен.
Старики и старушки слушали и аплодировали. Радость светилась у них на лицах, потому что о них не забыли, их оделили кусочком живой жизни. Большая елка сверкала огнями. В зале от елки и горящих свечей исходил запах Нового года. И когда старушки гладили Мати по голове, он не обижался.
Через час Мати и отец Сирье снова забрались в машину. Мати натянул на колени полы пальто, чтобы смягчить удары.
И снова ехали молчком.
Только на площади Победы, когда показалась огромная городская елка, Мати попросил:
— Я бы поехал отсюда домой… на автобусе.
— Почему же? — удивился отец Сирье. — Ты обиделся?
— Нет, — искренне пробормотал Мати. Противоречивые мысли и чувства охватывали его. Из зала дома престарелых он захватил немного хорошего настроения. Уходя от Сирье — немного горечи. А от отца Сирье исходило нечто такое, что удивляло и переворачивало некоторые его представления. Но обиды не было. Ни капельки.
— Тогда поедем к нам. Или ты уже должен быть дома? — поинтересовался сидевший за рулем отец Сирье.
— Нет, меня отпустили до десяти!
— А сейчас всего восемь.
В переднюю вприпрыжку выскочила Сирье.
— Мы не вытерпели. Поделили новогодние подарки, — весело объявила она.
Мати сразу увидел свою брошь на блузке у Сирье. Именно там, где она лучше всего смотрится, в треугольнике между отворотами белой длинной кофты. От такого внимания к своему подарку Мати стало до того приятно, что он был готов прямо здесь же сделать сальто.
— А теперь скорее читать стихи! — крикнула Сирье отцу и Мати.
— А без этого разве нельзя? — начал торговаться отец.
Но Мати смело взял Сирье за руку, и они побежали в комнату с кубиками.
На елке горели свечи.
В комнате было тепло и пахло новогодним праздником.
Мати и в голову не приходило поправлять галстук и манжеты.
Он только удивился, почему это раньше ему здесь было так холодно.
Двухчасовой репортаж