Виннипегская Стена и я
Шрифт:
Следующие два дня я провела в ее квартире, чтобы она не оставалась одна, и она рассказывала мне, как плохо все было. Как ей стыдно. И какой глупой она себя чувствовала.
После этого я мало что помнила. Мне казалось, будто все это страшный сон. Я чувствовала удушающую, изнурительную вину за то, что не заставила ее рассказать мне, что что-то не так. Почему я ничего не сказала? Ничего не сделала? Она - моя лучшая подруга. Я должна была знать. Разве я не прожила большую часть своей жизни в родном доме и не скрывала ото всех все, что там происходило?
Ее черный
Когда такси высадило меня у дома, я знала, что друзья Эйдена уже уехали: на подъездной дорожке и на улице не было других машин, кроме моей. Когда я зашла в дом, Эйден сидел в своем углу на кухне. Он без слов подошел ко мне и обнял, позволяя мне прижаться к его великолепной большой груди.
Много раз в жизни я ощущала себя беспомощной — на самом деле, слишком часто — и сейчас, когда я уже взрослая, мне было тяжело это вынести. Потому что ты ничего не можешь сделать, когда случается нечто подобное с человеком, о котором ты заботишься.
А злость и сожаления поедают тебя живьем.
И все следующие дни я не могла стряхнуть с себя вину и разочарование из-за того, что ничего не сделала или не заставила Родриго, брата Дианы, заставить ее открыться.
Когда той ночью я легла в кровать Эйдена, и каждую ночь после того дня, потому что только с ним я чувствовала себя лучше, он приветствовал меня без единого слова или жалобы. Я не хотела говорить, и пошла к единственному человеку, который лучше, чем кто-либо, понимал, что происходит с теми, кого мы любим.
А потом настал день, когда ему нужно было уезжать в Колорадо. Он стоял передо мной в своей спальне, обнимал меня, целовал мои щеки, нежно целовал мои губы, потом надел что-то мне на шею и ушел.
Мой друг уехал. А с ним и мой щенок.
Я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.
И только когда он уже вышел за дверь, я увидела, что он мне оставил. Свой медальон. Медальон Святого Луки, который отдал ему его дед. И я расплакалась.
Зак, который, как я думаю, не знал, как справиться с состоянием, в котором я пребывала, проверял, чтобы я ела, и время от времени заглядывал ко мне.
Но после того как уехала Диана, ничто не могло изменить правду, живущую в моей душе: я чертовски сильно скучала по Здоровяку. Невероятно сильно.
Хорошие вещи в нашей жизни драгоценны, а я была слишком труслива, чтобы сделать что-то с подарком, который был мне дарован, и, казалось, мне каждый день напоминали об этом.
С того самого момента, как Эйден приземлился в Дюранго, он постоянно писал мне. Сначала:
Прилетел.
Затем он прислал мне фотографию Лео, на которой он сидел
Неделя пролетела в мгновение ока. В день он присылал мне около четырех сообщений. Два из них всегда были о Лео, а остальные два о чем-то обыденном.
Он проинформировал меня:
Забрал с собой всю твою коллекцию «Драгонболл», если ты задаешься вопросом, где она.
Я даже не заметила, что мои DVD-диски пропали.
Пока я принимал душ, Лео сжевал носок моего кроссовка.
Как твое колено?
Он каждый день посылал мне фрагменты своей жизни, которые разрывали меня, и от этого я лишь сильнее скучала по нему сквозь туман скорби, окружающий мои мысли и сердце.
Через пару дней, скучая по всему, что люблю, я случайно нашла игрушку, которую пару месяцев назад купила детям Родриго. Маленький пластмассовый клоун был спрятан под бумаги, которые я убрала в тумбочку.
Я купила его с намерением в шутку подбросить Эйдену в душ, но совсем о нем забыла.
И из-за этого я разрыдалась так сильно, что оказалась на полу, прижимаясь спиной к кровати. Я плакала по Диане, которая выглядела опустошенной из-за предательства ее парня. Плакала по маме, которой не могла перезвонить. И плакала из-за того, что любила того, кто, возможно, не любит меня, несмотря на то, как бы сильно я этого ни хотела.
И, в конце концов, я встала, убрала клоуна в стол и решила взять себя в руки. Потому что жить по-другому не вариант.
Я с отчаянием углубилась в работу, вернулась к тренировкам, даже если символ моей мотивации уехал в другой штат. Я углубилась в себя, затыкая ту дыру, что появилась в моем сердце, и сфокусировалась на том, что отвлекало меня. И ждала, когда люди, которых я люблю, вернутся ко мне.
К сожалению, в процессе я была не очень хорошим другом для Зака. Я знала, он переживал за меня; это было похоже на то, будто надел обувь не на ту ногу. Я поняла, что он все еще беспокоился обо мне.
Мое абстрагирование на кухне ничему не поможет, и мне пришлось приложить много усилий, чтобы улыбнуться ему.
— Я еще не голодна, но спасибо, Зак.
Он неохотно кивнул, но не стал давить, снова развернувшись к плите.
— Сколько ты сегодня пробежала? Двенадцать километров?
Опираясь локтями в стол, я взглянула на него.
— Ага, и пробежала пять километров в марафонском темпе, — похвасталась я. Он часто бегал со мной и ругался, когда мы начали добавлять к нашему бегу марафонский темп. Зак знал, это чертовски трудно.
Я эгоистична, и разочарование достигло высокого уровня, и я не знала, что с этим делать; реальность была тяжелой и горькой.