Вино мертвецов
Шрифт:
– Ужасно! – простонала она. – Это просто ужасно!
– Да, – согласился Тюлип. – Это просто… – И, помолчав, договорил: – Уж-жасно!
Шевелюра снова вздохнула, Тюлип в утешение опять перед ней повихлялся.
– Тиф? – шепнула она.
– Точно! – радостно кивнул Тюлип, все так же, по-светски изящно, покачиваясь. – Конечно тиф!
С не меньшей радостью он согласился бы и на холеру.
– И вас закинули в общую могилу? Без гроба, прямо так… Голым, как…
Она поискала сравнение. Тюлип подсказал
– Как червь?
Но шевелюре, видимо, хотелось чего-нибудь оригинального.
– Голым, как это вот? – предложил он тогда, расстегивая ширинку и подставляя ее кассирше под самый нос.
– Да-да-да! – обрадовалась она и понюхала, – Голым, как это вот! Вы, верно, умерли вчера? Или… или, может быть, нынче утром?
– Да дело в том, что я… гм… я еще не очень-то и умер! – ляпнул Тюлип.
На лице кассирши отразилось вдруг такое подозрение и неодобрение, что Тюлип поспешно застегнулся и пошел на попятный.
– Но я уже в агонии! – заверил он шевелюру – При последнем издыхании!
– У нас широкий выбор гробов! – обходительным тоном сказала она.
Тюлип изумленно пошатнулся, зашелся идиотским смехом, потом наклонился поверх свечки и прошептал:
– Я что, тебе совсем не нравлюсь?
Пышная шевелюра вздрогнула и спросила сурово и сухо:
– Как это понимать? Если вы надеетесь на скидку…
– Я ваш поклонник, – ворковал Тюлип, покачиваясь так изящно, как только был способен. – Самый-самый пылкий!
– В кредит фирма не торгует!
Внезапно Тюлип схватил кассиршу за волосы, подтащил их к губам и судорожно поцеловал.
– О, не противьтесь! – простонал он. – Я ваш поклонник!
– Вот оно что! – вскричала шевелюра, вырываясь из его рук. – Я вас узнала! Вы тот гнусный тип…
– Э-э… что? – искренне удивился Тюлип.
– Тот гнусный тип, который тогда утром натравил на меня легавых! Так зарубите на носу, любезный, плевать мне на вашу полицию! Хоть пожарных позовите, хоть английскую королеву да принца-консорта!
– Принца-консо-о-орта? – протянул Тюлип. – При чем он тут? Какого черта! Смотри-ка, в рифму получилось!
– Кого угодно! Мне никто не помешает – ясно? Хочу и буду утром разгуливать по коридору нагишом, воздушные ванны принимать! Никто: ни вы, ни они, ни полсотни мерзких охломонов, – тех, что высовывают из своих могил носы и все остальное да пристают ко мне со всякими похабствами!
– Но… – бормотал Тюлип, растерянно покачиваясь. – Но…
– Довольно! Эсташ! Эсташ!
Где-то поблизости с грохотом открылся гроб, и появилась долговязая фигура в длинном черном пиджаке – таких полно во всех похоронных шествиях всех цивилизованных стран мира, с тех пор как в мире существуют похоронные шествия, то есть с тех пор как существуют цивилизованные страны. В одной руке он держал траурный венок, а другой ковырял здоровенный гнойный прыщ на кончике обвислого, длинного, кривого носа.
– Ты звала меня, деточка?
– Звала, Эсташ. Да, я тебя звала, – напыщенно сказала пышная шевелюра. – Ты, полагаю, видишь этого вот господина?
Не переставая терзать свой прыщ, Эсташ смерил упомянутого господина наметанным взглядом и сказал:
– Метр семьдесят. Это для гроба?
– Возможно, и для гроба, Эсташ, но пока речь не о том. Этот господин заявляет, Эсташ, что ему неприятно видеть меня голой по утрам!
– Но… – заикнулся было Тюлип. – Но…
Эсташ укоризненно уставился на него, все раздирая прыщ.
– Все мы приходим в этот мир нагими, – проникновенно сказал он. – А потому имеем право ходить нагишом… Ай!
Он дернулся и запрыгал на одной ножке – прыщ наконец прорвался.
– Иди смажь йодом нос, – велела шевелюра. – Я очень рада, что ты избавился от прыща.
– Я тоже, деточка… ты же видела. Там внутри был легаш!
С этими словами Эсташ растворился во тьме.
– Послушайте! – завопил Тюлип. – Это не я! Клянусь! Я… э-э… я вас люблю!
– То есть как это любите? – с ужасом переспросила шевелюра.
– Вот так! – с надрывом выкрикнул Тюлип и, громко чмокнув собственную ладонь, послал ей воздушный поцелуй. – Честное слово!
– Но вы даже не умерли по-человечески?
– Я умер… то есть я сейчас умру! Какая, к черту, разница! Помру! Я сам себя, на хрен, убью! Сию минуту!
Пышная шевелюра заерзала на стуле.
– Эсташ! Эсташ!
Эсташ снова вынырнул из темноты, из глаз его катились слезы, к носу он прижимал платок.
– Я смазал его йодом, деточка! – сказал он плаксиво. – Ужасно щипет! Больно!
– Эсташ! – сердито крикнула шевелюра. – Этот господин мне признался!
– Да ну?
– Ну да! Он меня любит!
Эсташ с интересом посмотрел на Тюлипа поверх платка.
– Я тоже люблю тебя, деточка! – сказал он.
– Но он, чтобы со мной соединиться, готов себя убить! – трепеща от восторга, воскликнула пышная шевелюра. – Потому что он еще не совсем мертв.
– Ваши размеры? – живо спросил Эсташ, с редкостным проворством вытаскивая из кармана складной метр.
– Э… э?.. – растерялся Тюлип.
– Ну, рост какой?
– Метр семьдесят один! – азартно выпалил Тюлип.
– Дубовый?
– Пусть дубовый!
– С позолотой?
– С позолотой!
– Дата? Адрес? Имя?
– Завтра! Вторая могила слева! Тюлип!
– Вторая слева! Тюлип! Завтра! Триста! Идет?
– Идет!
– Пока!
– Пока!
Тюлип развернулся и нырнул в темноту А там немедленно наткнулся – сначала на что-то твердое и, видимо, немое, потом на что-то мягкое, издавшее слабый крик.