Виноградник Ярраби
Шрифт:
— Мне снятся каторжники. Люди, закованные в кандалы. — Она думала, что никогда никому не сможет в этом признаться. — Однажды ночью я видела собственными глазами, как Гилберт бил одного из них. Я знаю, что это было необходимое наказание, и Гилберт говорит, надо смириться с этим. Но я никогда не смогу этого сделать. Никогда, никогда!
— Он построил вам великолепный дом, — сказал Колм О’Коннор.
— Я знаю, но он сделал это и ради себя. Думаю, им руководило тщеславие.
— И вы живете в этом доме. У него хороший вкус.
— Мне суждено оставаться здесь до конца своей жизни, — прошептала Юджиния. До сих пор она не осознавала этого с такой ясностью.
Колм О’Коннор остановил на ней долгий задумчивый взгляд.
— А ну-ка, скажите, не слишком ли мы предаемся фантазиям? Узники — это те бедняки, что ютятся в хижинах на склоне холма, но никак не прекрасная миссис Мэссинхэм. И не слишком ли сурово мы оцениваем эту страну? Закаты здесь — нечто райское или, если хотите, нечто из адского пекла, а расцветка птиц просто пьянит и сводит меня с ума. Д в Голубых горах вы встретите любые туманы, какие угодны вашей душе. Может, все это со временем окажет на нас должное действие, и мы позабудем о самом существовании Британских островов.
Он сказал «нас», «мы».
— Вы еще не видели черных лебедей на озере, — вдруг сказала Юджиния. — Я никак не могу решить, кажутся ли они мне красивыми или же скорее напоминают плакальщиков на похоронах. Мы как-нибудь на днях должны туда съездить. Сколько времени потребуется для завершения портрета, Колм?
Его имя случайно слетело у нее с языка. Лицо молодой женщины залилось краской.
— Неделю-другую, аланна.
Она не в силах была поднять на него глаза. Ласкающая интонация голоса О’Колма была слишком явной.
— Мне пора отнести малыша в дом. Вы не захватите Эразма?
Какаду вдруг захлопал крыльями и заверещал. А затем произнес тихо, проникновенно: «Аланна!».
Они в ужасе взглянули друг на друга. Колм встряхнул клетку:
— Батюшки мои, что-то ты уж слишком умен!
И он начал хохотать. От смеха лицо его сморщилось так, что Юджиния невольно тоже рассмеялась, хотя и не столь уверенно.
— Маленькое ирландское словечко, не имеющее никакого смысла.
— Так-таки никакого?
— Ну, может, самый невинный. Однако мне надо быть поосторожнее в выражениях при этом пернатом черте.
Когда они шли через сад, Колм, по-видимому, совершенно случайно взял ее за руку повыше локтя.
Молли Джарвис, глядевшая в окно, увидела их, когда они уже подходили к дому. До чего они красивы, эти трое, подумала она, наблюдая, как ребенок заливается смехом, когда мать подбрасывает его в воздух, а молодой ирландец внимательно наблюдает за ними.
При виде хозяина щеки госпожи так не розовеют. Жалко, что Юджиния не замечает, как ирландец специально дли нее услащает свои речи. Судя по всему, она принимает ирландского джентльмена всерьез.
— Ну что скажете, Молли, как он вам нравится?
Молли резко повернулась. От неожиданности из груди ее вырвался глубокий вздох.
— Я не знала, что вы вошли, сэр. Я ждала, когда госпожа принесет кормить мальчика.
— Я тоже голоден. Вы не могли бы пораньше подать что-нибудь на стол? Я хочу сегодня днем съездить в Парраматту. Надо кое-что купить.
— Конечно, сэр. Есть холодная баранина или, если желаете, холодный пирог со свининой.
— Понемножку и того, и другого. Я поем в кухне.
Он начал звать ее Молли вскоре после той страшной морозной ночи, когда она чуть не лишилась своего ребенка. За помощь в ту ночь он отблагодарил ее всего лишь несколькими небрежными словами, но то, что хозяин начал называть ее по имени, было знаком признательности.
Молли это доставляло глубочайшее удовольствие. Однако она заметила, что в присутствии госпожи неизменно превращается, как положено, в миссис Джарвис. Она не позволила себе задумываться над тем, заключен в этом какой-то особенный смысл или нет. Слишком долго она упражнялась в самодисциплине, чтобы это искусство изменило ей теперь. Она, как обычно, выполняла свою работу, наслаждалась близостью своего ребенка и находила вполне естественным, что другое дитя, сосавшее ее грудь, тоже становится родным ее сердцу. Да и что в том удивительного? Ведь это сын Гилберта Мэссинхэма!
— Вы не ответили на мой вопрос, Молли. — Глубокая складка, появлявшаяся на лбу Гилберта в минуты напряжения или гнева, была сейчас очень заметна. Он снова выглянул из окна, и глаза его подозрительно сузились. — Какого вы мнения о нашем ирландском приятеле?
— Мне уже приходилось видеть таких, как он, — ответила Молли.
— Вы имеете в виду — одно сплошное обаяние и никакой ответственности?
— Еще и пристрастие к выпивке, сэр.
— О! Но ведь он здесь не выпил ни капли, если не считать рюмки вина за обедом.
— Он ощутит потребность в выпивке как-нибудь невзначай, но зато уж непреодолимо.
Молли бросила на хозяина прямой взгляд и увидела, что ее проницательность вызвала у него улыбку. Она прекрасно знала, что его восхищают присущие ей сноровка, наблюдательность, скромная сдержанность. Интересно, спрашивала она себя, что бы он подумал, если бы знал, как часто она с упоением вспоминает его пьяный поцелуй в темноте?
Гилберта всегда удивлял ее решительный отказ выйти замуж за это пресного маленького Тома Слоуна.
Однако в следующее мгновение его внимание переключилось на другое, и на лбу снова появилась глубокая складка.
— Ну что ж, Молли, у моей жены нет такого житейского опыта, как у вас. Жаль, что опыт приходится приобретать дорогой ценой, и он приносит с собой немало боли, неправда ли?
Поскольку этот день ранней зимы выдался очень красивым и таким же теплым, как летний день в Англии, Юджинии пришла в голову сумасбродная идея — после ленча отправиться верхом на озеро и показать мистеру О’Коннору черных лебедей, о которых она столько ему говорила. Гилберт уехал в Парраматту, миссис Эшбертон дремала в плетеном кресле на веранде, Кристофера после сна возьмет из кроватки Эллен. Нет никаких причин, почему бы ей и ее учителю рисования не попытаться расширить свои горизонты.