Виновата ложь
Шрифт:
— Я не могу сам взять лодку, — сказал он. — Мне неудобно.
— Конечно же, можешь.
— Нужно, чтобы был кто-то из вас.
Вот еще глупости.
— Куда ты хочешь отправиться? — спросила я.
— Куда-нибудь подальше от острова. Иногда мне надоедает здесь до чертиков.
Тогда я не могла поверить, что это правда, но все равно согласилась. Мы вырулили в море, надев ветровки и костюмы для плавания. Вскоре Гат выключил мотор. Мы ели фисташки и вдыхали соленый воздух. Солнечный свет сиял бликами на воде.
— Давай искупаемся, —
Гат выпрыгнул, и я кинулась за ним, но вода оказалась гораздо холоднее, чем у пляжа, и у нас резко перехватило дыхание. Солнце скрылось за облаком. В легкой панике мы захохотали и закричали, что это была глупейшая затея — лезть в воду. О чем мы думали? Все знали, что вдали от берега водятся акулы.
— Не говори об акулах, умоляю!
Мы начали взбираться по лесенке обратно, пихая друг друга, толкаясь, соревнуясь, кто первым поднимется на борт.
Наконец Гат отплыл в сторону и дал мне подняться первой.
— Не потому, что ты девушка, просто я добрый, — сказал он мне.
— Спасибо. — Я показала ему язык.
— Но если меня сожрет акула, обещай, что напишешь речь о том, каким я был потрясающим парнем.
— Обещаю, — говорю я. — «Из Гатвика Меттью Патила вышло изысканное блюдо».
Нам было так холодно, что все это казалось безумно смешным. У нас не было даже полотенец. Мы прижимались друг к другу под шерстяным одеялом, касаясь голыми плечами и переплетясь замерзшими ногами.
— Это чтобы не было переохлаждения, — сказал Гат. — Не подумай, что ты мне нравишься или еще что.
— Я и не думаю.
— Ты перетягиваешь одеяло.
— Прости.
Пауза.
Гат продолжил:
— Вообще-то, ты мне нравишься, Кади. Я не хотел тебя обидеть. Слушай, когда ты успела стать такой красивой? Это отвлекает.
— Я такая же, как всегда.
— Ты изменилась за этот год. А я должен играть роль.
— Ты ведешь какую-то игру?
Гат торжественно кивнул.
— Ничего глупее не слышала! И что за роль?
— Я спокоен и невозмутим. Ничто никогда не может пробить мою броню. Ты разве не заметила?
Я рассмеялась.
— Нет!
— Черт. А я-то думал, это моя фишка.
Мы сменили тему. Обсудили, не взять ли малышей в Эдгартаун в кино, немного поболтали об акулах, неужели они и правда охотятся на людей, о фильме «Растения против Зомби».
После чего решили вернуться на остров.
Вскоре Гат начал одалживать мне книги и часто ранним вечером приходил ко мне на маленький пляж. Или когда я лежала на газоне Уиндемира в окружении наших ретриверов.
Мы вместе гуляли по деревянной дорожке, огибавшей остров, Гат обычно шел передо мной. Мы говорили о книгах или придумывали фантастические миры. Иногда мы делали несколько кругов, пока не чувствовали, что совсем уже устали и ужасно хотим есть.
По бокам вдоль тропинки рос шиповник — белый и ярко-розовый. У него был слабый сладковатый аромат.
Однажды я посмотрела на Гата, лежащего в гамаке дома Клермонт
Я тихо устроилась рядом с ним в гамаке. Вытащила из его пальцев ручку — он всегда читал с ручкой — и написала «Гат» на тыльной стороне его левой руки и «Каденс» — на правой.
Гат взял у меня ручку и написал «Гат» на тыльной стороне моей левой руки, а «Каденс» на правой.
Я не говорю, что это была судьба. Я не верю в неизбежность, родственность душ и вообще в сверхъестественное. Просто хочу сказать, что мы понимали друг друга. Во всем.
Но нам было всего по четырнадцать. Я еще никогда не целовалась с мальчиком, хотя исправила этот недочет в следующем учебном году, и мы почему-то не называли наше чувство любовью.
6
Летом-номер-пятнадцать я приехала на остров неделей позже, чем остальные. Папа бросил нас, и мы с мамочкой занялись новой обстановкой, консультировались с декоратором и все прочее.
Розовощекие Джонни и Миррен встретили нас на причале — с длинным списком планов на лето. Они устраивали семейный турнир по теннису и собирали рецепты мороженого. Мы хотели поплавать на лодке и устроить костер.
Малышня, как всегда, с криками носилась вокруг. Тетушки вежливо улыбались. Когда суета в честь нашего приезда улеглась, все отправились в Клермонт на коктейль.
А я в поисках Гата пошла в Рэд Гейт. Этот дом был гораздо меньше Клермонта, но при этом с четырьмя спальнями. Здесь Джонни, Гат и Уилл жили с тетей Кэрри — и Эдом, когда он отдыхал с нами, что случалось редко.
Я подошла к двери кухни и посмотрела сквозь сетку. Поначалу он меня не замечал. Он стоял у столика, в какой-то поношенной серой футболке и джинсах. Его плечи были шире, чем я помнила.
Он отвязал сухой цветок, висевший на веревке на окне у раковины. Это был небрежно сорванный ярко-розовый цветок шиповника, чьи кусты растут по Периметру Бичвуда.
Гат, мой Гат. Он сорвал мне розу с нашей любимой тропинки. Высушил ее и ждал моего приезда на остров, чтобы подарить.
Я целовалась уже с тремя парнями, к которым была равнодушна.
Я потеряла отца.
Вернулась на остров из дома, полного слез и лжи, и увидела Гата с розой в руке. В это мгновение —
мой Гат, залитый лучами солнца,
яблоки на столешнице,
запах деревьев и океана —
я поняла, что это любовь.
Да, это была любовь, она охватила меня с такой силой, и чтобы не упасть, я прислонилась к сетчатой двери, служившей единственной преградой между нами. Мне хотелось коснуться его, как зайчика или котенка, — как мягкое, чудное существо, к которому руки так и тянутся. Вселенная казалась прекрасной, потому что в ней был он. Я обожала дырку у него на джинсах, и грязь на босых ногах, и засохшую корочку на локте, и шрам, рассекающий бровь. Гат, мой Гат.