Виновато море
Шрифт:
Дневник оказался для Кейти настолько ценной находкой, что ей не хотелось пропустить ни единого слова, и она читала по одной записи в день. Но теперь – раз она сходит с маршрута Миа, – нет и причин воздерживаться от чтения. Она открыла ту страницу, на которой остановилась – Миа с Финном едут по раскаленной солнцем Долине Смерти, – и продолжила чтение.
Ей стало известно о рукотворной красоте Дамбы Гувера и крошечной придорожной закусочной, где продавались самые вкусные «тако» с говядиной из всех, что Миа когда-либо пробовала. Она прочла о том, как Миа с Финном пили теплое пиво, наблюдая за кружившим над Гранд-Каньоном грифом, и узнала, как, путешествуя по Национальному парку Джошуа-Три,
«Казалось, ты была так счастлива, Миа. Что же изменилось? Вы с Финном увидели столько всего невероятно красивого, и вдруг ты оказалась одна на Бали. Зачем ты среди ночи забралась на ту скалу? Неужели после того, что я тебе наговорила? Неужели все так и было? И ты спрыгнула? Боже мой, Миа, что же все-таки произошло?»
Судорожно листая дневник, Кейти буквально прожигала взглядом страницы. Словно вскрывая грудь Миа, она вынимала оттуда кости с мясом, чтобы заглянуть прямо в сердце. У нее перед глазами прошло все, что Миа чувствовала и переживала. В своем стремлении понять Кейти, забыв о тяжести висевшего на плечах рюкзака, глотала предложение за предложением, перескакивая от одного абзаца к другому. И тут она наткнулась на имя, при виде которого едва успела закрыть рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
Мик.
Миа писала, что планировала навестить отца, которого обе не видели уже более двадцати лет. Для матери с именем Мика был связан такой тяжкий груз разочарований, что ни у Кейти, ни у Миа абсолютно не возникало желания как-то с ним связаться. До сего момента. Она продолжила листать в надежде убедиться, что возникшая у Миа идея оказалась сиюминутной прихотью.
Однако стали выясняться новые подробности. В разворот двойной страницы Миа сунула кусочек разлинованной бумаги, предположительно с его адресом. Вокруг пестрело многообразие слов, фактов, размышлений. Кейти обратила внимание на то, что два вопроса были обведены черной ручкой: «Кто такой Мик?» и «Кто я такая?» Вопросы запали ей в душу, и нахлынули воспоминания.
Как-то месяца за два до отъезда Миа разбудила Кейти в три часа ночи.
– Ключи потеряла, – промычала она, прижимая палец к губам. Она стояла с размазанной под глазами тушью, держа в руке свои обтрепанные туфли.
– Боже, Миа… – Кейти с горестным вздохом помогла сестре пройти в дверь. – Зачем же ты с собой такое делаешь?
– Потому что… – пробормотала та и, шатаясь, направилась мимо нее в гостиную, – …я – выродок.
Кейти ненадолго оставила ее и ушла на кухню. Там, взявшись за холодные края раковины, закрыла глаза. Подобные ночные загулы происходили по несколько раз в неделю, о чем свидетельствовали хлопающая среди ночи входная дверь, ее перерытая аптечка и постоянно исчезающие таблетки от головной боли, а также остатки ночного пиршества на кухонном столе. Пьянство с последующим пребыванием в мрачном настроении являлось реакцией на потерю матери, и Кейти никогда не высказывала упреков по поводу своего прерванного сна или утреннего бардака, который ей приходилось разгребать.
Выступая в роли старшей сестры, она относилась к подобным жертвам как к чему-то само собой разумеющемуся. Когда Миа было шесть и она вдруг отказалась исполнять свою роль в школьной рождественской постановке, именно Кейти, сжимая влажную от волнения ручонку сестры, вышла с ней на сцену, чтобы произнести за нее положенные слова. Когда в семнадцать Миа вдруг переполошилась, решив, что беременна, Кейти, бросив университет, тут же рванула домой и пропустила свой летний студенческий бал. Когда Миа, потратив свой студенческий кредит на поездку в Мексику, не смогла расплатиться за жилье, именно Кейти дала ей денег, даже не упомянув о том,
Внезапно в гостиной громыхнула музыка, и Кейти тут же подумала о соседях снизу – серьезной паре с маленьким ребенком.
– Миа… – воскликнула она, решительно направляясь в комнату, и вдруг остановилась.
Миа с распущенными, разметавшимися по спине волосами танцевала между журнальным столиком и диваном. Закрыв глаза, она двигалась в такт музыке – это была композиция в стиле соул с одного из старых альбомов из маминой коллекции. Миа перебирала пальцами в воздухе, словно нащупывая последовательность звучавших нот. Потом она энергично развернулась, взметнув подол платья, открыла глаза и, увидев Кейти, с улыбкой протянула ей руку.
На какое-то мгновение Кейти увидела перед собой восьмилетнюю Миа – всю промокшую, в грязи, танцующую в саду под проливным дождем, и вдруг почувствовала, что ее тянет туда – к музыке и к сестре. Она ощутила, как под шелковистой тканью ночной сорочки расслабляются ее плечи, а бедра начинают ритмичное движение, и улыбнулась, когда Миа решила закружить ее под поднятой рукой.
Они весело смеялись, глядя друг на друга, делая нелепые, вызывающие движения. Миа вскочила на диван, точно на сцену, – ее босые ноги утопали в обитых кожей подушках, руки с вытянутыми пальцами взмыли вверх. Вспомнив движение, которое они в детстве разучивали в спальне перед зеркалом, Кейти с серьезным видом воспроизвела его с такой точностью, словно ей вновь было десять лет. Они дружно, со смехом повалились на диван. Миа заключила Кейти в объятия, и Кейти не противилась этому искреннему порывистому проявлению любви, оказавшемуся возможным благодаря действию алкоголя.
Композиция закончилась, и в комнате воцарилась тишина. Они все еще оставались в объятиях друг друга, а их сердца продолжали колотиться после энергичного всплеска эмоций.
– Ты так похожа на маму, – произнесла в темноте Миа.
– Правда? – тихо отозвалась Кейти, боясь нарушить ощущение близости, снизошедшее на них, точно солнечный свет.
– Вас можно было бы принять за сестер.
Последовала долгая пауза, и вдруг Миа спросила:
– Ты никогда не задумывалась, почему Мик нас бросил?
Кейти от неожиданности подскочила.
– Бросил, потому что он – эгоист.
– А может, не только поэтому?
– Не только, – с готовностью продолжила она. – Еще потому, что он – негодяй.
В окне замелькали синие мигающие огни проезжавшей полицейской машины.
– И вообще – почему это мы вдруг о нем говорим? Он никогда ни о ком не заботился, кроме себя.
– Откуда нам знать?
– Он нас бросил – вот откуда. – Кейти встала.
Усевшись боком, Миа поджала под себя ноги, и Кейти обратила внимание на ее грязные подошвы.
– Сполосни, прежде чем ложиться.
Уже выходя из комнаты, она услышала:
– А что, если и я такая же?
Кейти чуть задержалась, пытаясь понять, правильно ли она все расслышала, но поскольку Миа замолчала, направилась к себе в спальню.
Тогда она восприняла ее слова как пьяную болтовню, даже не задумавшись о том, что Миа могла высказывать свои опасения. Сейчас же, стремясь понять, о чем свидетельствовала запись о Мике, Кейти торопливо перелистнула страницу.
На фоне чистого листа болтался корешок посадочного талона от рейса на Мауи. Миа и Финн отправились туда на следующий день после сделанной в дневнике записи.