Виновато море
Шрифт:
Они регулярно виделись на протяжении всего следующего месяца. С Финном она открыла для себя такие места в Лондоне, о которых и не подозревала: у них был пикник под араукарией в Баттерси-парке, они сходили на бесплатную пешую экскурсию по домам с привидениями, поели суши в одном из подвальных ресторанов в Бэнке. Они занимались любовью в его съемной квартире, и Кейти удивлялась, с какой готовностью ее тело откликалось на его ласки.
Но потом проявилась Миа. После той стычки она не давала о себе знать ни Кейти, ни Финну. И это было вполне в ее духе: извинения ей всегда давались тяжело. Однако теперь Кейти
Как-то воскресным днем Кейти с Финном, взявшись за руки, прогуливались в Гайд-парке. Миа позвонила ему в тот момент, когда они обсуждали свои планы на ужин.
– Привет, – непринужденно ответил он, отпуская руку Кейти. – Наконец-то ты объявилась… Хорошо, спасибо… Прости, был немного занят… Конечно, нет!.. Гуляю по Гайд-парку… Да, жарища. Я – в шортах… В обморок пока никто не грохнулся… Нет, я с Кейти.
Когда Финн оглянулся, она увидела, что его шея слегка покраснела.
– Нет, мы заранее договорились, – ответил он, закрывая ладонью ухо от шума проходившей мимо компании громкоголосых студентов. – Мы встречаемся уже какое-то время… В некотором смысле – да… Я – серьезно… Что-то около месяца… Да, пожалуй… Думаю, да.
Последовавший, видимо, далее продолжительный монолог Миа оставлял Финну лишь возможность, качая головой, изредка вставлять:
– Нет, это совсем не так… Послушай, Миа… Это несправедливо… – Наконец он протянул телефон Кейти: – Твоя очередь.
Прижав телефон к уху, она услышала голос Миа – убийственно тихий, полный негодования:
– Что там еще за шутки?
– Нет, – спокойно отозвалась Кейти, – это не шутки.
– Вы там с Финном что – типа влюбленной пары, что ли?
– Да. – Она испытала легкое волнение.
– Я отказываюсь в это верить!
Оглянувшись, Кейти увидела, что Финн намеренно приотстал, давая ей возможность высказаться.
– Мы просто… не знаю… нам хорошо вместе.
– Он мой лучший друг.
– Так порадуйся за него.
– Мы обе понимаем, что ты делаешь это мне назло.
Поначалу Кейти и вправду ощущала некий тайный триумф, однако теперь в ней совершенно не осталось злорадства.
– Он мне небезразличен, – ответила она, пытаясь подобрать правильные слова.
– Чушь собачья. Ты все детство твердила мне, какой он придурок.
И это тоже было правдой. Он оказывался козлом отпущения всякий раз, когда это касалось их не совсем удачно складывавшихся взаимоотношений с Миа.
– То было в детстве. Сейчас все по-другому.
– Неужели?
Прошло шесть недель, в течение которых от Миа не было ни слуху ни духу. В конце концов их воссоединению поспособствовало дурное известие. Мать, позвонив обеим сестрам, сообщила, что головокружения и головные боли, которые она относила на счет обычной усталости, оказались на самом деле проявлениями рака.
Миа решила бороться с материнским недугом по-своему. Дома она стала бывать еще реже, зато с удвоенной энергией ударилась в пьянки и гулянки и вообще перестала отвечать на звонки Кейти. Финну тоже не удавалось выйти с ней на связь. Кейти знала, что он каждую неделю писал ей на электронную почту, но ответов не получал. Без него Миа напоминала бессмысленно вращавшийся компас, который лишился
Наконец Кейти почувствовала, что у нее нет другого выбора. Миа была ее сестрой, и это главнее. Кейти прекратила свои отношения с Финном через четыре месяца и восемь дней после их начала. Она сделала это в одном из баров Клэпэма, чтобы он не расслышал, как дрожал ее голос, когда она солгала ему:
– Все было здорово, но это себя исчерпало.
Поднявшись из-за стола, Финн обиженно вышел из бара. И она тут же поняла, что совершает ужасную ошибку. Она любила Финна. С ним она была счастлива. И принесенная жертва оказалась слишком велика. Схватив свой плащ, она бросилась за ним вдогонку, но, когда выскочила на улицу, его и след простыл.
Дружба Миа с Финном быстро вошла в свое прежнее русло, да и в ее отношениях с Миа восстановилось своего рода перемирие. Однако гнев смог по-настоящему угаснуть лишь после похорон матери. Когда приехал катафалк, Кейти увидела Миа на верхней площадке домашней лестницы – ее пальцы касались рамки фотографии, на которой их мать была запечатлена в летнем розовом сарафане с развевающимся вокруг колен на легком ветерке подолом. Обернувшись, она улыбалась, прикрываясь рукой от солнца. Две мягкие ямочки обрамляли ее улыбку, точно скобочки.
– Она была красавицей, – сказала Кейти.
Миа обернулась. На фоне черного платья ее обрамленное темными волосами лицо выглядело настолько бледным и осунувшимся, что она походила на призрак.
– Надо было у нее спросить, где она сфотографировалась. Чему улыбалась. Надо было все спросить.
Вот тогда-то Кейти и протянула руки, а Миа кинулась в ее объятия. И они оставались неподвижными до тех пор, пока не услышали, как внизу многозначительно откашлялся водитель ритуального автомобиля.
– Так, на всякий случай, – напомнила о своем присутствии официантка, заставив Кейти вздрогнуть посреди воспоминаний. – Я вообще-то через пару минут закрываюсь.
– Да-да, конечно. Извините. – Закрыв дневник, она поднялась из-за стола и, достав из кошелька пятидолларовую купюру, оставила ее в качестве чаевых за задержку служащей.
Вечер на улице оказался теплым и влажным, что показалось Кейти немного неожиданным после кондиционированной прохлады кафе. Она побрела по улице с дневником под мышкой. Ее мысли все еще были заняты Финном.
Она увиделась с Финном в аэропорту, куда привезла Миа, впервые за долгие месяцы. Ей потребовалось немало усилий, чтобы избегать как его самого, так и всего, что о нем напоминало. Она больше не слушала «Кэпитал рэдио» – радиостанцию, на которую помогла ему устроиться в качестве младшего продюсера, и не бродила в Баттерси-парке по Норт-Кэрридж-драйв, которая вела к араукарии, под которой они как-то сидели.
Она уже было начала мысленно поздравлять себя с успехом, увенчавшим приложенные ею усилия, как вдруг увидела его идущим навстречу Миа с небрежно висящим на плече рюкзаком и поняла, что все они оказались напрасны. От нее не ускользнули мельчайшие детали: тонкие морщинки в уголках его глаз, которые расходились солнечными лучиками, когда он улыбался; легкая непринужденность его тона, когда он спросил: «Едем с нами?»; исходящий от его кожи запах мыла, когда он поцеловал ее на прощание.