Виновник завтрашнего дня

Александер Арина

— Вот видишь, — продолжил дедуля, продолжая изучать его, — не такой уж ты и плохой, раз Господь наградил любимой. Да и плохое плохому рознь, — заметил, подняв палец вверх.

— Даже убийство? — И снова удивился, как легко слетело с губ устрашающее признание. Видимо, сама энергетика этих мест располагала к душевным беседам. Даже не по себе как-то стало. Никогда не испытывал подобного. Хотя… что ему переживать? Максимум осудят. От него родная мать отвернулась восемь лет назад. Так что ему и дела нет до какого-то там деда. Пускай что хочет, то

и думает. Похер.

— Знавал я таких, — произнес вместо ответа старик и не думая охать. — В 90-х, часто наведывались сюда. Вываливали перед Семистрельной иконой Божией Матери кучу денег, снимали с себя всё золото, бросали новомодные «мерсы» и просили отца Никанора молиться за них. И сейчас заглядывают периодически. Время идет, а мир не меняется, — вздохнул, переключившись на свои руки.

— И что, молился ваш Никанор за убийц? — поинтересовался насмешливо Лёшка. Вот уж не ожидал такого. Представил себя, и пробрало на смех.

— Молился. И не за деньги, которые раздавал на следующий день нуждающимся, а потому, что служил Богу и считал, что любая тварь, созданная им, имеет право на жизнь и прощение.

Увидев, что Лёшка качает головой, не принимая такое мышление, дедуля продолжил:

— Ты не прав, деля мир только на чёрное и белое. В нем множество оттенков.

— Это отмазка для двуличных. Кто убивая, башляет деньги, надеясь на спасение души, — заметил едко, позабыв о тлеющей между пальцев сигарете.

— Возможно. А разве ты ни на что не надеешься в этой жизни?

Лёшка опустил голову, рассматривая копошащихся в траве муравьев. Надеялся. Ещё как надеялся. Раньше и не знал, каково это — надеяться на что-то. Раньше он и о любви не знал. То, что прожил в юности и рядом не стояло с теперешним чувством. Страшно становилось от её силы. Думал, в его возрасте как раз только проживать эту самую любовь. Что она вообще такое? Вокруг один фальсификат. А когда накрыла с головой, надавила на плечи, заставив рухнуть на колени, тогда и признал поражение, смирившись с неизбежным. Когда ставишь на себе крест, тяжело возвращаться к жизни. Приходится заново учиться ходить, разговаривать. Ты вынужден перекраивать себя, ломать. Иногда это болезненно. Иногда даже не замечаешь этой боли, настолько тебе хорошо. А всё ради чего? Да всё ради той же призрачной надежды…

Лёшка поднял голову, собираясь ответить, и обалдело уставился на пустующую половину лавочки. Поднявшись, оглянулся по сторонам, даже, обошел куст сирени, недоумевая, куда подевался дедуля. Не мог же он просто испариться? Затем выбежал на пыльную дорогу и смог таки признать в удаляющейся скрюченной фигуре недавнего собеседника. Шел тот не один, а в компании двух укомплектованных бодибилдеров. Замыкал шествие угольно-чёрный Кадиллак.

Устав ждать, Влада вышла на улицу. После церковного полумрака утреннее солнце светило чересчур ярко. Пришлось немного постоять на крыльце, привыкая к освещению, и только потом отыскала глазами Лёшку.

Он так и сидел на скамейке,

уронив устало плечи. Она буквально чувствовала его усталость. Видела, что чем-то подавлен, но и чем помочь, не знала. Не было у неё опыта врачевания человеческих душ. Считала, если человек сам не готов открыться, то и нечего лезть с расспросами. Она всего лишь тихо подошла к нему и так же тихо присела рядышком.

Лёшка смотрел вдаль, а она любовалась его профилем и мечтала проникнуть в его мысли, научиться понимать с полуслова, прочувствовать сполна любую эмоцию. Смотрела и не узнавала. Не его. Себя. Прежняя она набросилась бы с претензиями, мол, почему не пришел, обещал ведь. Сейчас же было всё равно.

— Всё? — спросил он, всё так же глядя вдаль.

Ответом послужил поднявшийся на крыльце шум. Скотник, будучи в своем репертуаре, принялся горланить на весь голос поздравления, пародируя батюшку. Настя смеялась, умоляя прекратить. Ира треснула мужа сумкой по спине. Нина с Максимом, прижав к животам иконки, не отставали от Миши, распевая песни имитируя церковный хор. Валентина, мама Насти, журила "молодёжь", призывая вести себя подобающе, ну а Шамров держал на руках сына и наигранно причитал, дескать, не тех крестных он выбрал для Егорки. Ни ума, ни фантазии.

— Лёш, Влада, поехали! — позвала развеселившаяся Настя. К ней быстро подошел Шамров и, наклонившись, о чем-то зашептал на ухо. Девушка посмотрела в их сторону, и выслушав мужа, помахала на прощание.

— Лёш, а мы разве не едем со всеми в ресторан? — насторожилась Влада.

— Нет. Мы едем в другое место. Даже не так, — поднялся с лавочки, извлекая из кармана брюк брелок, — мы поедем в другой город.

— А как же твои друзья? И Настя обидеться, — недоумевая, помахала новоиспеченной подружке, направилась следом за Лёшкой к внедорожнику.

— Насчёт Насти не переживай, я Влада предупредил. А Мишке и того пофиг. Я не хочу тащиться обратно, а потом сидеть за столом, считая минуты до вечера, тем более, что завтра нам нужно вернуться к Скибинскому.

— Хорошо, — не стала перечить Влада, присаживаясь не переднее сидение. Если честно, Лёшкина идея понравилась. Она тоже дорожила каждой минутой, проведенной вместе, и растрачивать её на посиделки в ресторане с малознакомыми людьми хотелось меньше всего. — Куда едем? Лё-ё-ёша! — взмолилась, когда он не ответил. — Ну, скажи-и-и…

Ей загадочно улыбнулись.

— Потерпи немного. Скоро всё узнаешь.

Глава 29

— Лада-а-а, просыпайся, — позвал тихо, въезжая в уютный двор.

Минута. Вторая. Ноль реакции. Устала, бедняга.

— Ты меня слышишь? — легонько затормошил за плечо, остановившись возле подъезда девятиэтажки.

Девушка открыла один глаз, затем второй, и довольно потянувшись, повернулась к нему бочком.

— Я уснула, — прошептала виновато, не обращая внимания на местность.