Виновник завтрашнего дня
Шрифт:
Оказавшись брошенной на огромную кровать, пружинисто вскочила на ноги, приготовившись защищаться. Вошедшего следом Олега лишь позабавила моя реакция. Черт, и под рукой ничего нет. Но против всех ожиданий он остался стоять в дверях, злобно зыркая на меня исподлобья.
— Советую пересмотреть свое поведение, — сказал с ухмылкой. — Мне бы не хотелось портить твою красоту. Но если ты хотя бы ещё раз взбрыкнешь или попытаешься сбежать, проявив непослушание — мне без разницы, как я буду трахать тебя: сам или в присутствии своих людей. Я ясно выражаюсь?
У меня на затылке зашевелились волосы. Мразь. И он ещё надеется
— Я не слышу?!
— Ясно, — прошептала, обхватив руками коленки.
— Вот и славно. Кстати, телефон отдай!
Пришлось отдать. На моих глазах была изъята симка, а сам смартфон беспощадно выброшен в окно. После этого Турский оставил меня в покое, пообещав наведаться позже. Когда его шаги стихли, я бросилась к окну и сдавленно застонала: кругом, куда не глянь, возвышались строительные краны. Напротив красовались ещё три высотки. Одна — полностью завершенная, остальные — в процессе. Я знала этот район. Вполне себе оживленное место. Днем. И то, мои вопли вряд ли бы кто-то услышал среди всеобщего шума. Я уже молчу про двадцать пятый этаж и полное отсутствие соседей.
Вернулась к кровати и как подкошенная рухнула на жесткий матрас. Накатила разрушающая апатия. Почему разрушающая? Потому что лишила сил на противостояние. Вернись сейчас Турский и воплоти в реальность произнесенную угрозу — даже не противилась бы. Когда подключенный к аппаратуре человек умирает, на мониторе появляется сплошная ровная линия. У меня так же. Виски пульсировали адской болью, однако в голове — вот такая прямая с одним единственным именем «Лёшка».
Организм требовал отдыха, но я так и не уснула. Высоко в небе светило солнце, намекая на обеденную пору, а моя апатия сменилась решительным настроем выстоять и не позволить Турскому осуществить задуманное. Я не та, кто забьется в угол и будет шарахаться от собственной тени. Хочет, пускай зовет своих шавок, вяжет меня, насилует, но я никогда не буду с ним добровольно.
Но не смотря на боевой запал, меня замучила неизвестность, я всё так же изводила сердце, прислушиваясь к ощущениям, и в итоге дошла до той кондиции, когда не знаешь, что и думать. Я то ревела белугой, полностью разочаровавшись в жизни и окружающих меня людях, то смахивала слёзы, и металась по квартире в поисках хотя бы какой-то щепки, с помощью которой смогла бы не подпустить к себе Олега.
На втором этаже было три комнаты: ванная, та спальня, в которой стояла кровать и ещё одна, будущая то ли детская, то ли гостевая. Потеряв всякую надежду, без особого интереса открыла в неё дверь, да так и застыла на пороге. Прямо по центру комнаты стоял огромный стенд, к которому в хаотическом беспорядке были пригвождены… МОИ фотографии.
Охренеть!!! Он точно болен. С упавшим сердцем подошла ближе и принялась внимательно изучать снимки. Вот мне вручают аттестат об окончании школы, а вот тут — я на днюшке Таси два года назад пьяная в хлам… Я у могилы матери этой весной… я на море в купальнике… в обнимку с Найдой. Воспоминание о любимице вызвало щемящую боль. Я так и не узнала, кто приложил руку к её смерти.
Боже, сколько же тут фотографий?! Штук сто, как минимум. Пьяная, трезвая, накрашенная, зареванная, голая… Стоп! Голая? Пришлось снять снимок и внимательно присмотреться к запечатленному моменту. Это же примерочная торгового центра!
Олег был в курсе всей моей жизни. Всех значимых событий. Он знал о каждом моем шаге. Однако постаралась вспомнить хотя бы какой-то намёк на нездоровый интерес и нервно сглотнула — ни разу такого не было. По крайней мере, до появления Гончарова.
Прижавшись ладонью к губам, начала медленно отступить к двери и неожиданно громко вскрикнула, почувствовав под ногами что-то мягкое. Отпрянув, увидела засохшую салфетку, при чем не одну. Смутная догадка блеснула молнией, вызвав рвотный рефлекс, словно я присутствовала при этом кошмаре вживую. Он др*чил на меня, следил за каждым моим шагом на протяжении долгих лет, а я даже не подозревала. Было такое чувство, будто меня уже изнасиловали.
С первого этажа послышались быстрые поспешные шаги. Господи, Олег…
Первой мыслью было броситься обратно, притвориться спящей, но чтобы это дало? Врать я всё равно не умею. И так догадается, что исследовала квартиру.
Каждый шаг — удар сердца. Казалось, прошла целая вечность, пока он поднимался по лестнице. Не выдержав, вышла к нему навстречу, скрестив на груди дрожащие руки.
— Ты больной на всю голову, — процедила презрительно, став у двери.
Олег как ни в чем не бывало улыбнулся, смерив меня взглядом и молча прошел в спальню, ту самую, где стояла кровать. Боже, а я ещё лежала на ней. От нахлынувшего чувства омерзения аж передернуло. Под мышкой у него была кожаная папка, и мне кажется, я даже знаю, что от меня сейчас потребуют.
— Какой есть. Думаешь, Гончаров не др*чил на тебя? Это нормальная реакция, Ладусь. Особенно, когда не можешь трахнуть.
Я против воли покраснела.
— Да брось, — похлопал ладонью по матрасу, приглашая составить компанию, — не нужно смущаться. Ты уже немаленькая, прекрасно знаешь, что к чему.
И тут меня осенило: он ведь не в курсе моей поездки в Москву! Знал бы — сразу рассказал Павлу Олеговичу. Видимо, что-то случилось, раз он решился открыться именно сейчас. Это не спасало ситуацию, но я могла сыграть на этом и выиграть хотя бы немного времени.
— Ты бы мог утолять свое желание с другими женщинами. — Вспомнила всех Лёшкиных баб и свою ревность на тот момент.
— Нет, Ладусь, я не такой. Я — верный. Разве ты ещё не поняла?
— Не называй меня «Ладусь»! — огрызнулась, так и оставшись стоять в проходе. Хрен я к нему подойду после увиденного.
— Хорошо, — раскрыл папку, — потом поговорим на эту тему, а сейчас ты подпишешь вот это свидетельство. — Тон вкрадчивый, я бы сказала, лестный. Разговаривал, будто с полоумной. Движения плавные, нерезкие. Усыпляющие бдительность.
— Даже не надейся.
Олег вздохнул, устало потер глаза.
— Ты же понимаешь, что «да» — это так, формальность. По-сути, ты уже моя жена. Нам даже в ЗАГС не нужно идти, — принялся вводить в курс дела, кайфуя от моего ступора. — Но, свадьбу всё-таки придется сыграть. Для публики, так сказать. Я же должен как-то продемонстрировать обществу принадлежность к семейству Скибинских. А ты мне в этом поможешь.
— Я Некрасова и не имею никакого отношения к этой семье.
— Знаю. Но ты сестра Вики. А Вика у нас кто? Правильно, невестка Павла Олеговича.