Виражи Судьбы
Шрифт:
Гитара была двенадцатиструнной, большой, но до странности послушной в маленьких руках с хрупкими с виду запястьями. Вероятно, из-за громоздкости инструмента, девушка сидела неизящно, по-мужски, но при этом органично вписываясь в окружающее ее пространство и мелодию.
Когда Пирс увидел, как танцует ее тело, а длинные белые пряди рассыпаются в темпе переливчатых звуков из-под трепетных пальцев, в его замурованной душе что-то дрогнуло…
Что за русалку он
*
Прозвучал последний аккорд…
Положив на струны ладонь, девушка погасила звук, длинно вдохнула через нос и открыла глаза — на этот раз ясные, светлые, без прежних кобальтовых грозовых отблесков. Она не только не удивилась замершему перед ней хозяину дома, но и улыбнулась ему — обрадовано, и немного отстраненно, все еще находясь там — в своей мелодии.
— Помню еще. Странно как… — проговорила, сама себе не веря.
Пирс не понял, потому что не мог знать, что она взяла инструмент впервые после долгого-долгого перерыва.
А девушка спохватилась — выпрямилась, сдвинула ноги и поставила «Ландолу» на коленях вертикально — будто закрылась ею. Проделала она это без суеты или кокетства, и как-то неловко, словно больше беспокоилась за двенадцатиструнную «старушку», чем за свою неодетость перед чужим мужчиной. Пирс протянул руку, забрал у нее гитару, поставил в витрину. Обернувшись, увидел, что Марина стоит, затягивая пояс халата, и неловко переминаясь босыми ступнями на голом полу.
— Идемте, — приглашая, актер протянул руку своей удивительной гостье. — Буду мазать ваши синяки и царапины, а вы расскажете мне, где научились так играть. И, кстати, — он поднес ее пальцы к своим губам и поцеловал, — это было прекрасно!
______________________
маори* — коренные жители Гаваев
**в переводе с англ. «Вы когда-нибудь по-настоящему любили женщину?» — трек из фильма «Дон Жуан де Марко».,
***который для фильма записан Брайаном Адамсом
Эпизод 29
Те кто верят, что путь к сердцу мужчины
лежит через желудок, плохо знают географию
Сначала кроме «горизонтальных отношений» Алекса Сторма ничто другое в Хэлл не интересовало.
Нет, он не был законченной зазвездившейся скотиной, просто при виде девчонки он уже ни о чем кроме секса думать не мог — крышу сносило начисто. Марина так и прозвала его — «голодная маньячина». Она без конца придумывала ему прозвища: Лекс, Мистер-Твистер*, Хайтауэр**, Санта… А он не возражал — ему нравилось, что у них обоих много имен.
Вся история их отношений, начиная со знакомства в доме Блэйка, напоминала какой-то нескончаемый сериал с банальным сюжетом, длительными перерывами в сезонах и бесконечной сменой сценаристов…
Как в том шоу, где уже шестой год снимался Сторм.
Их встречи происходили нечасто и как бы случайно. Иногда даже не становясь полноценными свиданиями, а, скорее, этакими
Изображать пару им было не нужно: находясь рядом, оба с трудом сдерживали рвавшиеся на волю инстинкты и эмоции, словно были друг для друга афродизиаком. Окружающие это чувствовали, даже если Алекс и Марина находились на расстоянии друг от друга. Как написал ее коллега в «Роллингз», «их взгляды, встречаясь, вызывают срабатывание пожарных систем»… Иногда смешное и грустное в их близости перемешивалось так тесно, что невозможно было понять — плакать уже или продолжать смеяться.
*
Однажды Сторм, загруженность которого просто зашкаливала, специально нанял лимузин, чтобы по дороге в аэропорт побыть наедине с Мариной — он снова улетал в тартарары «работать лицом Кляйна».
Поездки по миру, которые являлись частью контракта с модным домом, актера вполне устраивали — он любил путешествовать. Но близость с Хэлл внесла коррективы: эскорт-услуги в её планы не входили.
Стоило с им расстаться, Алекс тут же начинал скучать — строчить смски, сыпать электронными сообщениями и обрывать телефон.
Время врозь тянулось и замораживало его тоской, которую невозможно было ни запить, ни заесть, ни заспать с другими.
И это мешало и заставляло его чувствовать себя… несвободным.
Именно эти слова парень шептал и выкрикивал ей на ухо, жадно терзая губами и руками ее тело, и распиная на белой коже диванов лимузина своим. Машина медленно двигалась по шоссе к аэропорту JFK, задержанная небольшой пробкой — стекла затемнены, салон отгорожен от водителя непрозрачной звуконепроницаемой перегородкой.
Но вдруг, в этом полном уединении, под его грубоватыми ласками девушка начала задыхаться в недобром предчувствии. До нее, наконец, дошло, в чем обвинял ее Алекс! Хэлл напряглась, отстранилась и отчетливо произнесла ему в лицо по-шведски:
— Так это я виновата в том, что стала для тебя наркотиком??
Он не понял сначала — губы все еще произносили какие-то слова.
Потом замолчал, поднял на нее глаза и удивленно спросил, тоже переходя на шведский:
— Как ты правильно сказала… во всех смыслах. Давно учишь язык?
— Как только поняла, что хочу быть с тобой.
— Как — «быть»? Кем?
— Ну, это уже решать тебе, — прошептала девушка, снова переходя на английский.
— А если я попрошу не вмешиваться в мою жизнь, не исправлять меня?
— Мне это и в голову не приходило, Лекс… Я ведь тоже хочу остаться собой.
— Что это значит? — нахмурился он.
— Я хочу быть с тобой, но не раствориться в тебе, в твоей жизни. Не стать экзотической комнатной собачкой в дорогом ошейнике, жмущейся к тебе под вспышками кино- и фотокамер. Я хочу быть живой и любимой… любить самой, сочинять свои истории, петь на пляжных вечеринках Карлоса, гонять на байке…