Виргинцы (книга 1)
Шрифт:
– Да, черт побери. И в понедельник и вчера мне дьявольски не везло. Не пугайтесь, капеллан, денег в сундуках еще хватит. Но мне надо отправиться за ними в Сити.
– Как, сэр, продавать бумаги?
– спрашивает его преподобие, чей голос, несмотря на его старания, выражает не тревогу, а облегчение.
– Продавать, сэр? Вот именно. Я вчера вечером занял у Макрета сотню фишками и должен к обеду с ним расплатиться. Но я тем не менее все для вас сделаю, можете не опасаться, милый мой мистер Сэмпсон. Приходите завтра к завтраку, и мы попробуем спасти ваше
Однако, хотя Гарри смеялся и старался сделать вид, будто все это пустяки, едва капеллан ушел, он склонил голову на грудь и принялся мешать уголь в камине, отрывисто бормоча не слишком изысканные слова, которые свидетельствовали о смятении его духа, хотя и не приносили ему облегчения.
От этого занятия его отвлек приход друга, чье появление в любой другой день и даже в этот, когда он мучился угрызениями совести, было мистеру Уорингтону очень приятно. Это был не кто иной, как полковник Ламберт в военном мундире и в плаще - он приехал в столицу на заре, побывал на утреннем приеме у его высочества, а оттуда направился к своему юному другу на Бонд-стрит.
Гарри показалось было, что полковник поздоровался с ним довольно холодно, но, занятый своими мыслями, он тут же перестал об этом думать. Как поживает миссис Ламберт и барышни? И как себя чувствует мисс Этти, которая хворала, когда он осенью заезжал в Окхерст? Прекрасно? Мистер Уорингтон искренне рад это слышать. Они скоро приедут в Лондон погостить у их друга лорда Ротема? Мистер Гарри в восторге это слышать... Но надо признаться, лицо его при этих новостях не выразило особенного удовольствия.
– А вы, значит, живете у Уайта, водитесь с вельможами, каждый день пируете, представляетесь ко двору и строите куры на раутах леди Ярмут и на всех вечерах в фешенебельной части города?
– спрашивает полковник.
– Дорогой полковник, я веду себя, как все другие люди!
– отвечает Гарри с некоторой надменностью.
– Другие люди богаче иных людей, милый мой мальчик.
– Сударь!
– восклицает мистер Уорингтон.
– Прошу вас верить, что у меня нет долга, который я не мог бы уплатить немедленно.
– Я не позволил бы себе говорить о ваших делах, - замечает полковник, если бы вы сами не рассказали мне о них. Я наслушался всяческих историй про Счастливчика. Не далее как нынче утром на приеме у его высочества шли разговоры о том, как вы богаты, и я не стал никого разубеждать...
– .,: Л
– Полковник Ламберт! Я не могу помешать людям сплетничать обо мне! восклицает Гарри, все больше теряя терпение.
– ...и о ваших колоссальных выигрышах. Тысячу восемьсот фунтов за один вечер, две тысячи за другой, а всего не то шесть, не то восемь тысяч. О, поверьте, на приеме были и завсегдатаи Уайта, а господа военные умеют бросать кости не хуже вас, штатских!
– Лучше бы они занимались своими делами, - говорит Гарри, сердито глядя на своего старого друга.
– И я вместе с ними, не так ли? Вы это хотели сказать, судя по вашему взгляду. Нет, мой милый, это мое дело, и вы должны позволить отцу Тео,
– Послушайте, Гарри. Эти побрякушки, которые вы в порыве самых лучших чувств послали тем, кто вас любит и готов отрубить свои маленькие ручки, лишь бы избавить вас от ненужных страданий, эти побрякушки не по карману молодому человеку с двумя-тремя стами фунтов годового дохода. Купить такие вещи мог бы вельможа или богатый банкир из Сити для... ну, скажем, для своих дочерей.
– Сэр, вы сами сказали, что чувства у меня были самые лучшие, - говорит Гарри, заливаясь жгучим румянцем.
– Но вы их моим девчушкам дарить не должны, Гарри. Прошу у вас прощения, но Эстер и Теодозия Ламберт не могут украшать себя карточными выигрышами. Мне тяжело возвращать эти подарки. Миссис Ламберт оставила свой, потому что он недорогой. Она шлет вам привет и просит бога благословить вас... И я скажу то же самое, Гарри Уорингтон, от всего сердца.
– Тут голос благородного полковника прервался, он покраснел и, прежде чем протянуть руку молодому человеку, утер глаза.
Но дух упрямства был силен в мистере Уорингтоне. Он вскочил, словно не заметив протянутой руки.
– Разрешите мне сказать полковнику Ламберту, начал он, - что я получаю от него слишком много советов. Вы вечно мне их предлагаете, сэр, когда я в них не нуждаюсь. Вы разузнаете о моих выигрышах и обществе, в котором я вращаюсь, словно это ваше дело. Какое право вы имеете надзирать за моими развлечениями и моими знакомствами? Я пытаюсь выразить мою благодарность за вашу доброту и посылаю вашей супруге и дочерям скромные подарки, а вы швыряете... вы возвращаете их мне.
– Иначе я поступить не мог, мистер Уорингтон, - говорит полковник грустно.
– Возможно, здесь подобное оскорбление ничего не значит, сэр, но у меня на родине оно равносильно вызову!
– восклицает мистер Уорингтон.
– Боже упаси, чтобы я обнажил шпагу на супруга и отца тех, кто были мне как мать и сестры, но вы ранили меня в самое сердце, полковник Ламберт! Вы... я не скажу - оскорбили, но унизили меня, а этого я не стерплю ни от кого. Мои слуги проводят вас, сэр!
Мистер Уорингтон умолк и, шурша парчовым халатом, весьма величественно удалился к себе в спальню.
^TГлава XLIV^U
содержит то, чего, пожалуй, следовало ожидать
Отвергнув предложение мира, с коим к нему явился полковник Ламберт, наш юный американский вождь вышел на тропу войны в великом гневе не только на самого полковника, но и на всех его близких. "Он унизил меня перед своими дочерьми!
– размышлял молодой человек.
– Он и мистер Вулф все время читали мне наставления с таким видом, будто они лучше меня и заботятся о моем благе, а сами выставили меня перед миссис Ламберт и девушками мотом и вертопрахом. Они такие добродетельные, что даже руки мне пожать не желают, а когда я хочу выразить им самую обычную благодарность, швыряют мои подарки мне в лицо!"