Вирус Зоны. Сеятель

Санкт-Петербургская Зона. Одиннадцатый год метеоритного дождя

Тьма. Она была везде. Даже внутри него. Он был тьмой, а она была им. Он растворялся во тьме, становился невероятно огромным, как целый мир, но в то же время оставался собой. Уже не человеком, но еще и не окончательно и бесповоротно новой формой жизни, которая должна унаследовать Землю. Высшим существом, переходной ступенью эволюции, посредником между человечеством и Сеятелями, и одновременно тем, кого он вспомнил в момент перепрограммирования Источника. То, изначальное «Я» продолжало жить в нем. Хотя тьма

Но Посвященный сопротивлялся – понимал, что нельзя, рано. Процесс еще только запущен, пусть и в правильном направлении, но пускать все на самотек нельзя. От того, насколько он справится со своей миссией, зависит слишком многое. Дивный новый мир или мир кошмаров и смерти. Мирное сосуществование или тотальная война на уничтожение. Посвященный не знал, насколько прочна новая программа Источника и не свернет ли все на прежние рельсы, едва он только уйдет с места «машиниста».

Эта тьма – она была живая, мыслящая, глобальный эгрегор Обломков-Сеятелей, как уже пробужденных, так и крепко спящих и лишь дремлющих на грани сна и яви. Каждое новое пробуждение было важно: проснувшийся Источник должен был получить по информационным каналам нужный программный код, тот, который Посвященный задал питерскому Источнику, – код мира и постепенных эволюционных преобразований. Но тьма слишком могущественна – необоримое глобальное суперсознание, посланное на Землю вселенским разумом. Долго ли оно будет мириться с тем, что обитатели преобразуемого мира самовольно влезли в программу Сеятелей? Ответ на этот вопрос чрезвычайно интересовал Посвященного и одновременно страшил его.

Поэтому он продолжал плавать в этой тьме – почти часть ее, да не совсем. И это «не совсем», казалось, раздражало тьму, нарушало гармонию ее бытия самим фактом наличия и воспринималось как нечто чужеродное. Естественно, тьма стремилась устранить эту дисгармонию, и казалось бы, исход предрешен. Ибо что он такое – один Посвященный против безбрежного коллективного сознания сотен Сеятелей? Но его Источник, тот самый, который сейчас являлся единственным полностью активным, рассылающим всему эгрегору программные сигналы, заложенные Посвященным, защищал его. Именно поэтому, и только поэтому, каждый раз, когда Посвященный проваливался в необходимый пока его организму сон и оказывался здесь, ему удавалось просыпаться. И просыпаться собой.

Эти сны-странствия по безбрежной тьме были не только опасны, но и полезны: интеграция с глобальным эгрегором Сеятелей позволяла чувствовать все изменения, которые с ними происходили. Уже несколько десятков источников по всему миру находились на грани пробуждения, и хотя это пограничное состояние могло продлиться как пару дней, так и несколько лет, но уже было ясно, что вот-вот пробуждение примет массовый характер, и если он, Посвященный, упустит контроль над ситуацией, для человечества это обернется ужасной катастрофой.

Когда интеграция становилась чуть более сильной, на грани критической степени растворения «Я» Посвященного в эгрегоре, он чувствовал и более тонкие вещи – слабые и далекие сигналы дискомфорта от некоторых Источников. Но он не знал, как это толковать – для этого ему пришлось бы сделать необратимый шаг. А пока оставалось лишь гадать, что с этими Источниками не так. Находятся ли они в очень неприятном месте вроде жерла действующего вулкана рядом с озером кипящей лавы, или с ними что-то делают. Например, люди: изучают, подвергают каким-то другим процедурам, которые могут прийтись не по нраву частично пробужденному Сеятелю. Вот, скажем, АПБР вполне на это способно. После их затеи с кровью Измененных Посвященный уже ничему не удивился бы. И ведь они не настолько тупы, чтобы не понимать: это игра с огнем. Но продолжают ее вести.

Вот только Посвященный был слишком далеко от этих проблемных точек и повлиять на события никак не мог. Конечно, можно было задать прямой вопрос своему Источнику, но это уж в крайнем случае. Их взаимная интеграция и без того была достаточно тесной, так что, если случится что-то действительно серьезное, сознания Посвященного эта информация никак не минует.

Пока, за исключением этих отдельных тревожных симптомов, все шло сравнительно спокойно, и Посвященный уже начал думать о грядущем пробуждении. Своем, разумеется. И о том, что он станет делать в первую очередь. Но тут произошло нечто странное.

Посвященного вдруг пронзила острая боль, и первой эмоцией его было безмерное удивление: здесь, во тьме, не могло быть боли – это владения чистого разума, а боль – атрибут плоти. Но в следующий миг он понял, что это не его ощущения, не его реакция, а ментальный отголосок того, что ощущал весь эгрегор Сеятелей. Происходило нечто из ряда вон выходящее и в то же время отчасти знакомое. Это было одновременно похоже и не похоже на пробуждение Источника. С тех пор как он стал Посвященным, Источники при нем еще не пробуждались, если не считать… Да, примерно год назад нечто в этом роде как раз и произошло в Сибири, недалеко от озера Байкал. Пробуждение, но какое-то неправильное. Тогда Посвященный еще только учился интегрироваться в эгрегор и многого не понял. Странные события у Байкала тогда изрядно взбаламутили ментальное пространство, но прекратились столь же быстро, как и начались. Вроде бы там что-то возникло, что-то странное и даже опасное, а потом исчезло, словно его выдернули из этого мира.

Год относительной тишины. Почти год. С тех пор Сеятели ни на что столь резко не реагировали, кроме событий с Сидом-Пауком. И вот снова. И похоже, там же, в районе озера Байкал. Совпадение? Ой, вряд ли! С тем, что было год назад, никто ничего не сделал. Проблема просто ушла. Сама. Только, выходит, не ушла, а спряталась. Что там сейчас? Какой-то Источник? С ним беда? И в этот момент в сознание Посвященного хлынул поток информации. От своего, питерского Источника. Он-то понял, что происходит, а в силу их тесной интеграции эти сведения сразу стали достоянием Посвященного. И того охватил леденящий ужас. А когда его наконец выбросило из сна, последние минуты которого напоминали уже изощренную пытку, ужас остался с ним и в яви.

Там, далеко на востоке, к северу от Иркутска, в маленьком городке под названием Лесногорск, исчезнувшем с карт Земли год назад, случилась страшная беда, масштабы которой еще только предстояло осмыслить. И что-то с этим сделать. Да только с идеями у Посвященного было весьма напряженно. А если честно, то полный ноль.

Окрестности Иркутска

– Да что происходит, в конце-то концов?! – Голос Кейт сорвался на истерический фальцет. – Ты мне можешь объяснить?!

– А на что это похоже, как ты думаешь? – хмуро отозвался Дмитрий, прерывая свое страшное занятие. – И прекрати орать, в ушах уже звенит. Да и вдруг кто услышит, оно нам надо?

Последний аргумент возымел действие – словно кто-то резко выкрутил ручку громкости. И следующий вопрос был задан почти шепотом:

– От чего он умер?

«Лояльный» ответил не сразу – сначала копнул несколько раз лопатой, посмотрел на результат, недовольно хмыкнул, но все же спихнул тело незнакомца в импровизированную могилу и принялся закапывать. Девушка терпеливо ждала: ледяное спокойствие спутника пугало ее едва ли не больше, чем образовавшийся внезапно труп согласившегося их подвезти доброго самаритянина.