Вишневые воры

Уокер Сарей

– Не пойму, готов ли ростбиф, – сказала Эстер, вытирая руки новым полотенцем.

– Меня можешь не спрашивать. – Розалинда взбила свои темные волнистые волосы: у нее была стрижка «под пажа», которую ей прошлым вечером подровняла Эстер. Боковые пряди были чуть забраны назад и закреплены черепаховыми гребнями, открывая крошечные серьги-кольца. Она взяла бутылку холодного пива, купленного для отца, и сделала большой глоток, после чего быстро потрясла головой, словно приободренная.

– Вызываем миссис О?

– Я должна справиться сама. В нашем с Мэтью доме никакой миссис О’Коннор не будет.

– Да уж надеюсь, что нет, – сказала Розалинда. –

Не очень бы вам было весело, правда, девочки?

Розалинда была пузырьками и пеной нашей семьи – все остальные в сравнении с ней тихонько плавали на дне бокала. Она единственная из нас несла в себе проблески оружейного наследия. Я часто размышляю, какой Розалинда могла бы стать, родись она в другой семье. Так и вижу, как она пилотирует какой-нибудь «Ласкомб-10», совершая пируэты над Атлантикой, или летит на воздушном шаре над полем красных маков на юге Франции, или покоряет снежные Анды. Почему-то я редко представляю ее на земле. Казалось, что с нами она лишь растрачивает себя понапрасну, темпераментная и кипучая, запертая в леденящем сумраке «свадебного торта», единственный выход из которого для нее – брак.

Розалинда открыла духовку, чтобы проверить ростбиф, и повернулась к нам за спиной Эстер с выражением безмолвного «а-а-а!».

– Этот бедняга какой-то совсем черный. Это что, дым? – Розалинда закашлялась и отпрянула от духовки, ладонью отгоняя дым от лица. Эстер, вооружившись прихватками, достала жаровню из духовки и водрузила ее на плиту.

– О нет, – сказала она, чуть не плача. – Ростбиф сгорел!

– Уверена, что внутри оно нормальное. – Розалин-да поскребла обуглившуюся корочку мяса своими ярко-красными ногтями.

– Выше голову! – сказала она, положив руку на плечо Эстер. – Ты же не хочешь, чтобы твой будущий муж видел тебя в таком состоянии, вернувшись с работы?

– Нет, конечно. Но должна же я научиться готовить, чтобы кормить его.

– Да господи, он же не немецкая овчарка, – ответила Розалинда. – Послушай, он как-то дожил до своего нынешнего возраста – сколько ему, тридцать? Этот человек бомбил Токио, в конце концов! Он переживет и подгоревший ростбиф, и подгоревшую курицу, и все то, что там у тебя подгорит в будущем.

Эстер беспомощно оглядела потерпевшую крушение кухню, разбросанные вокруг миски, клокочущие кастрюли на плите, из которых выплескивалась вода и валил пар.

– Здесь главное – контролировать свою реакцию, – продолжала утешать ее Розалинда. – Что в такой ситуации сделала бы Кэтрин Хепберн? Посмеялась бы над этим всем с коктейлем в руке.

– Кэтрин Хепберн? Роззи, ты не помогаешь. – Эстер снова стала мять картошку, а Розалинда, образумившись, принялась выкладывать лежавшие на противне булочки в хлебную корзинку.

– Отличные булочки, – сказала она, понюхав одну. – Молодец!

– Их сделала миссис О’Коннор, – сказала Эстер, не поднимая глаз от миски.

– Ах вот оно что. – Розалинда повернулась к нам с Зили и одними губами произнесла «упс».

Мы, девочки семьи Чэпел, почти никогда не имели дела с работой по дому. Наш дом был таким большим, что для ведения хозяйства требовался целый штат служащих, и никто не ждал от женщины такого социального положения, как моя мать, что она будет горбатиться у плиты и штопать одежду. Для женщин нашего класса учиться вести домашнее хозяйство означало учиться руководить другими женщинами, которые, собственно, и будут делать всю работу.

Эстер и Мэтью хотели другой жизни. Современной,

как говорила Эстер. Мэтью отказался от таунхауса в Верхнем Ист-Сайде, который ему предложили родители, и вместо этого выплатил из своих средств первый взнос за дом в колониальном стиле в районе Рай, в пешей доступности от станции пригородных поездов на Манхэттен. Мэтью, первый вице-президент компании «Мэйбрик стил», собирался ездить на работу на поезде, а Эстер планировала сидеть дома, готовить, делать небольшую уборку (более серьезную работу по дому намеревались поручить помощнице, приезжающей два раза в неделю) и впоследствии сидеть с детьми, которых они с Мэтью собирались завести в самом ближайшем будущем. Эстер, рассказавшая Мэтью о «свадебном торте» и жизненном укладе в нем, не хотела жить в замке, а Мэтью не хотел такой жизни, которую вели его родители – пропитанные мартини вечера его матери, любовные интрижки его отца, их бесконечные ссоры.

– Ты сделала что могла, Эстер, милая, – сказала Розалинда. – `A table! [8]

Она развязала фартук Эстер и поочередно выключила все конфорки.

Эстер вручила нам с Зили напитки, чтобы мы отнесли их в столовую. Розалинда взяла корзинку с булочками и миску с пюре. Отец и Калла уже сидели за столом, положив на колени льняные салфетки. Они молчали: Калла читала книгу стихов Теннисона и не обращала на отца никакого внимания.

Когда мы с Зили начали разливать всем напитки, появилась Дафни – брюки капри, клетчатая рубашка без рукавов, завязанная в узел у талии, волосы убраны в торчащий хвостик. Отец посмотрел на нее, а затем опустил глаза, ничего не сказав. Он не одобрял женщин в брюках или с обнаженным пупком. Любую из нас он послал бы наверх переодеваться, но спорить с Дафни не имело смысла.

8

К столу! (фр.)

– И где ужин? – спросила она, когда я наливала ей лимонад. Каждый вечер мы собирались в столовой в шесть тридцать, а сейчас было уже на десять минут позже. Дафни не хотела провести за столом с родителями ни одной лишней секунды.

– Давайте сегодня будем добрее, – сказала мама, зайдя в столовую и опустившись на свое обычное место на противоположном от папы конце стола. – Я уверена, что Эстер очень старалась. – Как и днем в саду, мама выглядела напряженной.

Когда я садилась на свое место рядом с ней, из кухни послышался звук падающей посуды и голос Эстер: «О нет!» Дафни засмеялась, отпивая из бокала. Розалинда отправилась на кухню посмотреть, что случилось.

Отец налил себе пива. После церкви мы его с утра так больше и не видели. Когда он был дома, он всегда работал у себя в кабинете.

– Чем вы сегодня занимались? – спросил он нас с Зили. Его воротник был расстегнут, но при этом, несмотря на жару, он по-прежнему был в коричневом пиджаке, в котором ходил в церковь.

– Айрис рисовала меня на лягушачьем пруду, – ответила Зили.

– А уроки у вас на этой неделе есть?

– В понедельник у нас урок фортепиано, – ответила я.

– А у меня в пятницу занятие балетом, – сказала Зили. Она напряженно сидела на стуле и расслабилась только тогда, когда допрос закончился. Его вопросы обычно были довольно безобидными, но лучше всегда быть начеку.