Vita Nostra. Собирая осколки
Шрифт:
Костя молчал, ожидая, когда она продолжит.
– Я увлекала их радостью творчества, – сказала Сашка. – Будила любопытство. Переводила учебный процесс в игру. Они любили друг друга, любили весь мир… и они ломались.
– Ты хочешь сказать, что знаешь, в чем ошиблась? – деликатно уточнил Костя.
– Я не ошиблась, я сделала что хотела. Но Пароль – такая же часть Речи, как имя предмета, союз или предлог. Я источник сущего, но я шестеренка в общем механизме.
Сашка закурила. Выдохнула дым, и еле различимая спираль Вселенной поплыла по комнате.
– Я могу изъявить
– Оттуда сквозит, – с легким беспокойством сказал Костя, разглядывая спираль из сигаретного дыма.
– Брось, это просто картинка. – Сашка махнула рукой, рассеивая призрак галактики. – Садись.
Костя молча уселся за стол, но к чашке не прикоснулся. Сашка посмотрела сквозь стекло на вьющийся виноград. Костя ждал.
– Великой Речи нужны новые Слова, – начала Сашка глубоким, тусклым, немолодым голосом. – Но человек, даже одаренный, не способен стать Словом ради добра, красоты, любви, стремления к познанию и шоколадного ассорти в подарок. Я любила своих студентов, я предлагала им пряники на любой вкус… Теперь я хочу изъявить для них кнут.
– И отказаться от своей главной цели? Мир без… Фарита и того, что он несет с собой?
– Не отказаться. – Сашка взяла чашку с остывшим кофе, рука дрогнула. – Фарита здесь больше не будет. Но я должна сохранить Речь, выстроить для нее новый баланс… А значит, найти баланс внутри себя.
Она запнулась. Костя потянулся через стол, накрыл ладонями ее руки:
– Ты хочешь спасти Речь – или вернуть своего пилота?
– Это одно и то же, – сказала Сашка и осторожно высвободилась.
Глава 2
Валя стеснялся своего имени. Это было глупо, тем более что назвали его в честь отца, и отец всегда очень обижался, когда маленький Валя представлялся новым знакомым как Витя.
– Так зовут девочек, – говорил Валя в свое оправдание.
– Я девочка, по-твоему?! – возмущался отец.
– Ты уже большой, – с горечью напоминал Валя. – Над тобой не будут смеяться.
– Скажи мне, кто над тобой смеется, и я с ним разберусь!
– Никто. – И Валя отворачивался, чтобы спрятать лицо. Слезы у него в детстве набегали по любому поводу.
– Валик, – наедине говорила ему мама. – Ты можешь всем говорить, что ты – Валентин, это имя происходит из Древнего Рима, означает «сильный», «здоровый», «крепкий»…
Он кивал, чтобы не обидеть ее. Все детство до школы он провел в бесконечных болезнях, носил очки – у него было минус пять, по физкультуре имел тройку из жалости. К имени «Валик» в исполнении мамы он привык, даже полюбил, но потом узнал, что валик – это такая штука из поролона, чтобы красить стены. Или жуткий персонаж мультика про музыкальную шкатулку. Но сказать это маме он не мог, конечно.
Отец ворчал, что мама балует единственного сына. Из-за Вали, его постоянных болезней и споров о воспитании родители чуть не разошлись, но отец был порядочным человеком. Правда, из прежней семьи он ушел, но там была «такая ситуация». Такая ситуация, говорил он подросшему Вале, и тот верил.
Когда-то у Вали была сестра, дочь мамы от первого брака, Валя ее не помнил. Девушку звали Саша, она поступила в какой-то провинциальный институт и однажды пропала. Ее портрет с пометкой «Помогите найти» встречался Вале много лет – будто сам по себе появлялся на досках объявлений, в компьютерной рекламе, на столбах…
– Она ужасно ревновала, когда мы с твоей мамой поженились, – говорил по секрету отец, и его голос делался желчным. – И сбежала, сперва в этот дурацкий институт, а потом и вовсе перестала выходить на связь.
И добавлял вполголоса:
– Свинья.
– Может, с ней что-то случилось? – неуверенно предполагал Валя.
– Что могло случиться?! Молодая здоровая девчонка. Может быть, когда-нибудь еще объявится. Хотя на месте мамы я бы ее не простил…
Валя часто думал о пропавшей сестре, когда ему было лет тринадцать-четырнадцать. Одно из объявлений, хорошо сохранившееся, он забрал себе и прятал от мамы в ящике стола. Иногда, когда Валя долго смотрел на лицо незнакомой Саши, у него начинала кружиться голова и приходило чувство, которого он раньше не знал. Мурашки по коже, слишком быстрый пульс и мало воздуха, будто ком в груди.
В старшей школе он почти забыл о сестре и выбросил старое объявление. Все его одноклассники встречались с девчонками, и Валя тоже делал вид, что у него кто-то есть. Пошел к окулисту и подобрал контактные линзы. Записался в спортзал, стал пить протеиновые коктейли, но, глядя в зеркало, видел в незнакомом подростке всего лишь себя. Маменькиного сыночка Валечку.
На выпускном вечере он танцевал один, но то и дело хватался за телефон, утыкался в экран, притворяясь, что ему кто-то пишет и надо срочно ответить. Едва стало можно – потихоньку ушел домой.
Было двадцать шестое июня. От школы до дома пешком – пятнадцать минут, а прежде, опаздывая на уроки, Валя и за десять прибегал. Теперь некуда было торопиться. Он шел по летней улице, где было людно, как в воскресный полдень: стайками шатались подростки, держались за руки влюбленные, собаки выгуливали хозяев, и только Валя, кажется, был совсем один, но одиночество не тяготило его. Впереди взрослая жизнь, и хотя факультет медицинской техники, куда его ненавязчиво сосватал отец, Вале вовсе не нравился – зато с ним были уверенность студента, гордость, что прошел по баллам, и уже там, в студенческой жизни, он точно с кем-то познакомится…
Девушка стояла у входа в магазин, лицом к освещенной витрине. Светлые брюки и куртка, гладко уложенные волосы. Валя задержал взгляд на ее спине, прямой как струна, и сам тут же перестал сутулиться. Заговорить с ней? Валя сроду такого не делал, но сейчас – сейчас на нем хороший костюм, линзы, остатки куража. Да и ведь она тоже почему-то стоит в одиночестве. Кого-то ждет?
Девушка обернулась, почувствовав его взгляд. Валя споткнулся на ровном месте; она вовсе не была его ровесницей. Ей можно было дать и двадцать, и сорок, но самое страшное – она кого-то напоминала ему так сильно, что мурашки пошли по коже и запрыгало сердце.