Vita nova, nova…
Шрифт:
– Ты об этой записке? – с сочувствием спросил мой спутник, достав из своего собственного кармана листок из моей записной книжки, а увидев мои округлившиеся глаза, поспешил объяснить. – Не пугайся, я говорю не о смерти. Ты живешь не своей жизнью, не своей судьбой. Ты взяла чужую жизнь, поступила не слишком вежливо. И кое-каким ребятам, это не очень нравится. Хотя это дело десятое, разозлились они на тебя вовсе не из-за воровства.
– Так они хотели убить меня?
– Они подослали к тебе убийц. Да если б и меня задели, не особенно расстроились бы…
В помещении, в котором мы находились, было довольно светло из-за множества свечей. Я почувствовала боль в коленке, которой ударилась и опустилась на земляной пол. Больше присесть было некуда. Мой чокнутый собеседник проделал то же самое, усевшись напротив, и продолжил свое повествование:
– Так вот, ты прихватила то, что тебе не принадлежит – чужую судьбу.
– Это что, можно просто взять… руками? – довольно скептически спросила я.
– Можно. Вот смотри.
Он полез за пазуху и вытащил оттуда потрепанную колоду старинных гадальных карт, по одной начал раскладывать предо мной на полу. Едва заметные, стертые временем или чьими-то руками изображения являли собой различные человеческие фигуры.
– Вот это – сербская крестьянка, пятнадцатый век, трудное время… Это – испанская герцогиня, век семнадцатый, – объяснял он мне, раскладывая карты по одной. – Это корейская принцесса – одна из лучших карт, по моему мнению, самая интересная судьба. Еще финикийская служанка. Декадентская поэтесса – тоже забавно…
Я рассматривала антикварные картинки почти безучастно. Мне снова показалось нереальным все происходящее. Как будто бы мне предложили игру, правила которой я никак не могла понять.
– Как же я могла для себя выбрать такую жалкую жизненку, как моя теперешняя? – поинтересовалась я насмешливо.
– Тогда, видимо, ты руководствовалась иными мотивами.
– Откуда ты взял эти карты?
– Моя обязанность сохранять их.
– Понятно, – сказала я, хотя мне нечего не было понятно, да и понимать не хотелось.
Но в голове стало возникать какое-то пока еще не ясное, но, тем не менее, достаточно живое воспоминание. О чем-то или о ком-то очень знакомом, давно знакомом. Это ощущение, когда не можешь вспомнить что-то очень важное, было беспокойным и мучительным.
– Землевладелица из Афин, девчонка из индийской деревни, метеоролог из Антарктиды…, – продолжал он тем временем.
– Антарктиды?
– Для тебя сегодняшней это будущее.
– Хм… Сколько их всего у тебя?
– Это все. Восемь штук.
– Есть такая, где бы я не была хромой?
– Таких нет.
– Что, из восьми нет ни одной?!
– Сожалею. У каждой души есть свой особый признак, ее собственный, индивидуальный знак отличия, который всегда воплощается. У кого-то больное сердце, у кого-то шестой палец или горб. Это неизбежно.
– А у меня душа хромая… Вот умора…
– Так посмейся, тебе легче станет.
Смеяться мне не хотелось. Слишком я прониклась этой невероятной жалкостью
– Скажи, как твое настоящее имя?
– Может, сама вспомнишь? Здесь к тебе должна возвратиться твоя прежняя память. Мы у входа в Безвременье…
Я посмотрела на него пристально. Что-то скользнуло в моем сознании, что-то совсем неуловимое, далекое, но до трепета знакомое. Виски заныли, стало очень больно, давление ударило по глазам. И тут меня обожгло словно вспышкой пламени:
– Гедеон!!!
Гедеон из расы хронидов – людей, живших еще до Великого оледенения и знавших тайну времени. Благодаря этому знанию они и смогли пережить, а вернее, проскочить ту страшную пору. Все они также как и я принадлежат к ордену протохронов. Гедеон – мой сподвижник и единомышленник. Самый надежный. Остальные мои последователи исчезли. Всего их было пятеро, и все они меня предали. Именно из-за них мне пришлось скрываться, выкрав эту жизнь, самую, как тогда казалось, неприметную.
– Как ты меня отыскал? Как ты сумел!?
– Это было не просто. Я точно смог вычислить лишь географическое местоположение и приблизительный отрезок времени XX-ХХI века.
– Недаром первое твое послание пришло ко мне напечатанным на машинке, произведенной еще при Николае II.
– Почти угадала. Тогда я был в 1918. Как вычислял – рассказывать долго, но сомневался, по правде сказать, до последней минуты. Многое совпадало: звездная карта, начальная буква имени, хромота, но этого было недостаточно. Твое пусть неосознанное и смутное, но понимание того, что ты занимаешь не свое место и что тебе на самом деле уготовано что-то совсем другое, – вот это и убедило меня окончательно. Помнишь нашу последнюю встречу в том мире?
– Помню, конечно. Тогда ты и догадался?
– Да. И они примерно в то же время.
– Они разговаривали со мной. Все пытались выяснить, хочу ли я начать новую жизнь. Слишком затасканный метод.
– Самый действенный.
– И я ведь попалась!
– Не могла не попасться. Мне повезло, я опередил их на какую-то долю секунды.
– Странно, что они не стали действовать сразу, как только я сказала им «да» по телефону. Я ведь открылась: бери голыми руками.
– Наверное, они тоже хотели быть уверены до конца, Лун.
Теперь я уже и сама знала дорогу. Все вспомнилось как-то сразу, нахлынуло. От обилия новой, вернее старой, информации заболела голова. К тому же коленка этого тела, к которому я уже успела привыкнуть, все еще ныла. Это единственное, что я унесла из своей прошлой жизни. Как чувствует себя умерший, взирая на тех, кого оставил? Ему так же тоскливо и одиноко. Но я – иной случай. Такие, как я, не оставляют душевных привязанностей в прошлой жизни, чтоб не страдать. Ведь мы протохроны – те немногие избранные временем, которые помнят о своих прошлых судьбах.