Vita Vulgaris. Жизнь обыкновенная. Том 1
Шрифт:
Не успел начаться традиционный киножурнал «Новости дня», как тот, который пониже положил мне руку на колено. Я вздрогнула и вопросительно посмотрела не на него, а на Ляльку, которая, к моему немалому удивлению, сидела в обнимку со своим кавалером. Но и это было ещё не всё: одна рука Лялькиного кавалера покоилась на том месте, которое с некоторой натяжкой можно было назвать грудью, а вторая затерялась где-то у неё под юбкой.
От неожиданности и от волнения меня затошнило совсем так, как в дошкольном детстве, когда я впервые увидела французский поцелуй на экране техникумского клуба. Мамы, которая прижала бы меня к своим коленям, рядом не оказалось, а уткнуться носом в колени того, что пониже, я посчитала нецелесообразным, поэтому, резко отбросив шаловливую ручку непрошеного
Мои решительные действия никак не вписывались в сценарий, разработанный Лялькой. Она выбежала за мной, пыталась уговорить остаться, но я наотрез отказалась:
– Ты оставайся, если хочешь, а я поеду домой!
На моё удивление Лялька согласилась довольно быстро.
– Только никому ни слова! – сказала она почему-то шёпотом, хотя вокруг никого не было.
– Ладно, – ответила я и побежала к трамвайной остановке, напряжённо вглядываясь в темноту неосвещённой улицы, в которой мне со всех сторон мерещились противные руки того, что пониже.
Думаю, что такое неожиданное для меня ухаживание, я отвергла потому, что просто ещё не дозрела до нужной кондиции – как физиологически, так и психологически. Кроме того, я, несмотря на свою природную раскованность и общительность, комплексовала из-за своей внешности и поверить в то, что могу кому-нибудь понравиться, просто не могла.
8. Части тела
В тринадцать лет самой выдающейся и весомой частью моего тщедушного тела был, несомненно, нос. Под его тяжестью я сутулилась и при ходьбе смотрела себе под ноги. При малейшем похолодании нос предательски краснел, в то время как щёки всегда оставались бледными, и мне казалось, что на фоне этих щёк нос просто светится фонарём.
Мои неутешительные выводы в отношении своей внешности подтверждались не только отражением в зеркале, но и мнением сторонних наблюдателей. Однажды я слышала, как папа говорил маме, что учитель труда (папа его знал потому, что столярное и слесарное дело мы проходили в техникуме) называет меня «гвоздём» за мою худобу. Мама дорисовала картину репликой: «Гвоздь с носом». На это замечание папа ответил: «Нос семерым рос, одному достался», а потом виновато хихикнул – ведь нос то у меня был папин. То, что к носу прилагалось, то есть остальное тело, действительно вполне можно было сравнить с гвоздём: длинные руки, длинные ноги, узкие длинные ладони с длинными пальцами и полное отсутствие рельефа как спереди, так и сзади, если не считать сутулой спины, но эта особенность моей фигуры ничуть не умаляла её сходства с гвоздём, правда с гвоздём, по шляпке которого неумело ударили пару раз, в результате чего он и согнулся.
Как-то мама, скалывая булавками на моём торсе детали платья, которое она шила мне к 1 мая, факт отсутствия у меня даже намека на грудь констатировала метким, и обидным выражением: «Доска!». Короче иллюзий по поводу своего экстерьера я не питала. А нет иллюзий – нет разочарований. Хотя, вру: иллюзий не было, а вот разочарований (да еще каких!) хватало.
Расскажу самый запомнившийся мне случай:
Промозглым декабрьским утром я иду в школу, по обыкновению спрятав нос в варежку. На дороге трое рабочих возятся с канализационным люком. Один из них сразу привлекает мое внимание – он очень молод и просто сказочно красив. Я продолжаю свой путь, слегка замедлив шаг, не в силах оторвать от него глаз. Паренек вдруг поднимает голову и перехватывает мой взгляд. Он, видно, привык пользоваться успехом у женщин, поэтому не отводит глаз в сторону, а весело подмигивает мне, и с сияющей, прямо-таки неотразимой, улыбкой произносит:
– Что, носик замерз?
От неожиданности я отрываю руку от лица и утвердительно киваю.
– Нич-ч-чего себе носик! В варежку не помещается! – и все рабочие дружно смеются.
Это была травма, несовместимая с жизнью! Умереть, исчезнуть, провалиться на месте, хотя бы в тот самый люк, вокруг которого стоят заливающиеся весёлым смехом рабочие! Но они наверняка вытащат меня оттуда, живую или бездыханную, но в любом случае все с тем
К четырнадцати годам мало что изменилось, разве что за лето я вытянулась на пятнадцать сантиметров и на уроках физкультуры при построении переместилась со второго места с конца на четвертое с начала. Да еще грудь, наконец, начала подавать признаки жизни, но чего стоили мои чуть заметные прыщики по сравнению с роскошными сиськами большинства девочек, которые гордо покоились в неказистых сатиновых бюстгалтерах. А ещё у всех девочек были настоящие «взрослые» пояса для чулок, а у меня для поддержания этого изделия – сшитый из байки детский лифчик с длинными резинками. Я прекрасно понимала, что на бюстгальтер мне претендовать бессмысленно, а вот попросить маму сшить мне пояс для чулок я всё-таки решилась. Мама выслушала молча и стала опять кроить лифчик из байки оранжевого цвета.
– Мама, я же тебя просила пояс сшить!
– На твоих бёдрах пояс держаться не будет.
– Ну, мама, ну, почему не будет!
– Да на чём тут держаться?
– Лифчик мне давит!
– На что он тебе давит?
На самом деле ни на что лифчик мне не давил, но я почему-то не могла прямо заявить маме, что я уже не ребёнок, что каждый раз в раздевалке мне стыдно пристегивать чулки к детскому лифчику, что девчонки на меня смотрят, и что, наконец, я хочу быть как все. Мне очень хотелось, чтобы мама догадалась сама. Не знаю, догадалась ли она или просто ей надоело со мной спорить, только она уступила и сшила мне мой первый «взрослый» пояс из той же оранжевой байки.
Мама вообще была очень неуступчивой в вопросах того, что, по её мнению, мне было к лицу, а что «ни в какие ворота». Поэтому, когда в моду вошли нижние юбки, Жанне она сшила без возражений, а мне заявила:
– Ну, куда тебе нижняя юбка? Тебя в ней не найдут!
– Как Жанке, так сшила, а как мне, так не хочешь!
– Жанночка старше, и ей юбка идёт.
– Мне тоже пойдёт! Ну, мама, ну, сшей!
После длительной осады мама всё-таки сдалась и юбку сшила, а потом признала, что, «в общем-то, и тебе неплохо, по крайней мере, в ней ты выглядишь не такой худобой». Когда до нас докатилась мини-мода, мне пришлось отвоёвывать каждый сантиметр, на который она соглашалась сделать юбку короче. В результате этих баталий между нами, наконец, был заключен мир, основой которого служила длина юбки, равная ширине мужского носового платка. Этот мир вполне можно было назвать её полной и безоговорочной капитуляцией. Когда же в моду стали входить «миди» и «макси», мама заявила, что мини мне идёт гораздо больше. Пришлось начать изнурительный процесс согласования нового стандарта длины. Несмотря на все эти дискуссии, маминой работой я всегда была довольна, потому что она могла воплотить в жизнь любую мою самую сложную задумку.
Если в вопросах моды мне ещё удавалось сломить мамино сопротивление, то в случаях наших споров и разногласий по другим вопросам убедить её было практически невозможно.
9. Хохлятское упрямство
Моя классификация видов упрямства далека от научной, но поскольку научной классификации мне обнаружить не удалось, воспользуюсь доморощенной.
Так вот: упрямство бывает детским (подростковым), тупым и хохлятским.
Первый вид является временным, так сказать, преходящим, и исчезает по мере взросления упрямца. Ломая хронологию повествования, забегу вперёд, и в качестве яркого примера детского упрямства расскажу случай, произошедший с моим трёхлетним сыном, Антоном. Первого мая мой муж принёс с работы шарик, надутый гелием. Шарик просто очаровал Антошку тем, что, будучи выпущенным из рук, поднимался к потолку и зависал там, не падая на пол. Вероятно, ещё небогатый жизненный опыт сына подсказывал ему, что этого не может быть. Антошка выбежал с шариком во двор, а я поспешила за ним, на ходу предупреждая: