Vita Vulgaris. Жизнь обыкновенная. Том 1
Шрифт:
13. Лучше гор могут быть только горы
Поначалу маленькую некрасивую химичку Агафью Максимовну Цой мы не признавали. Преподавателем она была неважным, и на уроках мы демонстрировали ей полное своё пренебрежение. Однако после первого же похода в горы мы прониклись к ней уважением. Агафья Максимовна была разведена и одна воспитывала восьмилетнюю дочку, которую не с кем было оставлять дома, вот она и брала её с собой во все походы, которые сама и организовывала. Её малышка вела себя примерно, как и подобает дочери педагога, и с недетским упорством карабкалась в гору, не отставая
Лично я до базы Туюк-су, которая находилась на границе ледника, дошла с огромным трудом, да и то только потому, что на полпути мой рюкзак взвалил на себя Владимир Александрович. Мне было и неловко за свою слабость, и приятно ощутить на себе внимание любимого директора. Правда, на следующем перевале мне пришлось убедиться, что в джентельменстве Владимира Александровича не было ничего личного: он взвалил на себя ещё и рюкзак Эдика Киршбаума, который, как и я, карабкался к вожделенной цели из последних сил.
После пятого перевала я поняла, что последние силёнки покинули меня, и спросила:
– Далеко ещё?
– Да нет, за этой горкой, – ответил мне Петя Барковский, которому я искренне поверила, ведь он, обсерваторский житель, знал эти места наизусть.
За «эту горку» я перевалила с возросшим энтузиазмом, но за ней появилась следующая, а за следующей ещё одна, и каждый раз Петька уверял меня, что база вот-вот появится из-за гребня. Я уже решила, что база – это такой альпинистский прикол, но за восьмым перевалом моему измученному взору открылась чудесная картина: три деревянных домика, в одном из которых уютно и призывно горели два окна. Казалось, что домики совсем рядом, но это был оптический или, скорее, психологический обман. К крутой лестнице самого большого домика я уже почти ползла по-пластунски, а по лестнице поднималась на четвереньках.
Этот домик оказался клубом, в торце длинного зала которого находилась невысокая сцена, а в зале вместо стульев стояло два ряда железных кроватей. В проходе между кроватями жарко горели две печки-буржуйки. Я рухнула на ближайшую кровать, и в голове у меня огромным транспарантом развернулась одна очень короткая мысль: «Что б я, да ещё хоть раз!». Сашка Дубровин стащил с моих бесчувственных ног пудовые, насквозь промокшие ботинки и носки.
Сделал он это не от большой и чистой любви, а из чувства сострадания, потому что на меня без слёз смотреть было нельзя. Ботинки Сашка поставил у подножия печки, а носки положил на саму печку, где уже исходило паром не меньше дюжины таких же мокрых носок. Или носков? Ладно, неважно. Главное, что все эти носки не только быстро высохли, но и успели местами подгореть – славно были буржуйки натоплены!
Минут через двадцать-тридцать транспарант в моей голове свернулся и уступил своё место вопросу: зачем на высокогорной базе клуб, да еще с немецким пианино конца 19 века. Может быть, он был построен для комсомольских собраний и концертов художественной самодеятельности персонала базы? Но, как потом выяснилось, весь её персонал состоял из двух человек, так что назначение клуба (и как туда доставили пианино) навсегда осталось для меня загадкой.
Тем временем самые из нас крепкие заявили, что пора бы подкрепиться, и бросили клич:
– Вываливай продукты на стол!
Те, что послабее, предпочли продолжить отдых и предоставили право распоряжаться продуктами более выносливым, надеясь подсесть к столу, когда всё уже будет готово. При разборке продуктов Агафьей Максимовной было обнаружено две бутылки вина.
– Это ещё что такое? – возмутился Владимир Александрович.
Все загалдели, что ужасно замерзли и устали, что это не водка, и что вина совсем немного, буквально по капельке на человека, а Витя Попов высказался с литературным изяществом:
– Когда я служил под знамёнами герцога Кумберлендского, воины подкрепляли свои измученные души исключительно вином!
Все рассмеялись, а добрая Агафья Максимовна отвела директора в самый дальний угол сцены, где они довольно долго совещались шёпотом. Не знаю, каковы были её аргументы в пользу столь грубого попрания школьных норм и правил, только директор, наконец, махнул рукой и уже громко произнёс:
– Ладно, воины, пейте, только я ничего не видел!
– Свой человек, – сказал низкорослый, белобрысый, лопоухий и крепко сбитый Женя Паламарчук по кличке «Жека Чук эмалированные уши» и вынул из рюкзака третью бутылку.
Владимир Александрович, правда, оказался своим наполовину – он категорически отказался от предложения выпить вместе с воинами.
Первая наша высокогорная трапеза была весёлой и безобразной. Все накинулись на еду как голодные троглодиты, а когда кто-то вынул из заначки жутко дефицитный сыр «Виола» в круглом стаканчике с румяной блондинкой на этикетке, вокруг этого стаканчика образовалась страшная давка, в которую не полезли только те, кто понял, что урвать деликатес им не удастся даже ценой собственной жизни. Я, естественно, оказалась среди тех, кто предпочёл жизнь «Виоле». Мне было досадно, не знаю, правда, от чего больше: от того ли, что не удалось попробовать сыр, или от не совсем цивилизованного поведения одноклассников. Наблюдая эту баталию со стороны, я пришла к выводу, что родись я в стае диких обезьян, шансов выжить у меня не было бы никаких.
Много позже, в пору моей работы в патентном отделе, одна моя сотрудница рассказала, как она была свидетельницей такой сцены: в промтоварном магазине производили раздачу талонов на ковры, которые, как, впрочем, и большинство товаров народного потребления, в те годы были в страшном дефиците. Дирекция магазина была мудрой, и, в целях избежания разрушения здания, раздачу талонов организовала не внутри магазина, а снаружи – через маленькое окошечко, возможно специально прорубленное для этого в стене. Толпа собралась огромная, к окошечку было не протолкнуться. Счастливые обладатели талонов вырывались из кишащей массы тел с потными красными лицами, всклокоченными волосами и изрядно потрёпанной одеждой.
Три молодых парня решили попытать счастья – не думаю, что им так уж необходим был ковёр, скорее всего они решили заработать на продаже талона. Они взяли самого маленького за руки и за ноги, раскачали его и ловко забросили почти в центр клубящегося человеческого роя. Парнишка прямо по головам стал пробираться к окошечку. Но достичь цели ему не удалось: какая-то тётка вцепилась парню в ногу зубами и не отпускала его до тех пор, пока он с диким воплем: «Отпусти! Больно! Я никуда не полезу!», не рухнул на землю в образовавшуюся щель между жаждущими красивой жизни гражданами.