Vita Vulgaris. Жизнь обыкновенная. Том 1
Шрифт:
До сих пор мои отношения со спортом как-то не складывались. Во втором классе мы с Лялькой Сайфутдиновой записались на плавание в бассейн Дома пионеров, а через полгода обе заработали по воспалению среднего уха. Пришлось бросить. Потом я стала ходить на настольный теннис. Тренер меня отличал, говорил, что у меня очень хорошая реакция, прочил блестящее будущее, но и тут облом: тренера уличили в финансовых махинациях, нас стали таскать в милицию, где заставляли по пятьдесят раз расписываться в строчку и в столбик, чтобы доказать, что тренер подделывал наши подписи в ведомостях на талоны. Всё это было жутко неприятно, и я на тренировки ходить перестала.
Далее было две недели занятий
– Красиво плывёшь!
А потом добавил:
– А быстрее можешь?
– Нет, – ответила я, доплыла до конца дорожки, вылезла из бассейна и распрощалась с большим спортом уже навсегда.
И вот, вдруг, мне рисуют такое радужное олимпийской будущее! Хоть и была я польщена столь высокой оценкой своих потенциальных возможностей, но олимпийской чемпионкой стать отказалась, сославшись на отсутствие общефизической подготовки.
– Это дело наживное. Сколько вам лет? – спросил тренер сборной.
Конечно же, он полагал, что мне не больше четырнадцати-пятнадцати, потому что когда я ответила:
– Восемнадцать, – он очень удивился и, решив, видно, что для начинающей спортсменки это многовато, сказал:
– Жаль, очень жаль. Успехов вам.
Вот тут Витя впервые и посмотрел на меня заинтересованным взглядом, оценивая мои «негритянские» пропорции.
Пусть не стала я чемпионкой в беге ни на короткие, ни, тем более, на длинные дистанции, зато Витя обратил на меня внимание, и это был триумф! Почище олимпийского. Длился он всего одно мгновение, а запомнился на всю жизнь.
Однако Витю мои длинные ноги впечатлили ненадолго, потому что своего нейтрального отношения ко мне он не изменил. Вообще явного предпочтения он никому не отдавал, а, может, просто, как и я, тщательно скрывал свои чувства. На его месте я бы обратила внимание на одну из моих красивых подруг – Раису или Лялю. Все другие претендентки на его сердце казались мне не заслуживающими его высокого внимания. Впрочем, оказалось, что я была неправа: уже после школы я узнала, что Витя был-таки влюблён в Ляльку, но безнадёжно.
Не могу сказать, что я сильно страдала от своей несчастной любви. Это была скорей юношеская влюблённость с полным отсутствием столь необходимого для страданий компонента – неразделённой страсти. Меня вполне удовлетворяло наличие «объекта» в моих неясных мечтах и грёзах, тем более что параллельно с Витей я была влюблена в Гамлета.
14. «Ты повернул глаза зрачками в душу!»
В 1964 году на экраны страны вышел фильм Козинцева «Гамлет», но даже сейчас мне трудно передать ту силу потрясения, которую я испытала от его просмотра. Катарсис испытали все без исключения зрители: ни до, ни после этого фильма мне не приходилось быть свидетелем того, как люди выходили из зала в полном молчании. Это был единственный фильм, который я посмотрела 14 раз подряд!
До сих пор помню наизусть весь гениальный шекспировский текст в гениальном переводе Пастернака (да простят меня шекспироведы, которые, вполне возможно, не без оснований считают перевод Лозинского более близким к тексту, а поэтому предпочтительным), и в моей голове звучит не менее гениальная музыка Шостаковича.
На всю жизнь в моём мозгу запечатлелась каждая интонация, каждый жест героев трагедии. Вот сейчас у меня перед глазами стоят подавляющие своей мрачной громадностью стены замка, и есть только один выход из этой тюрьмы: в глубокую могильную яму на крутом берегу свинцового моря под тоскливым серым небом. Зато над этим морем и этой могилой летают чайки, и они голодны, бесприютны, но свободны!
Не удивительно, что я влюбилась в образ главного героя, созданный великим Смоктуновским. Влюбилась не в актёра, а именно в образ. Витя с этим образом и рядом не стоял, что, впрочем, ничуть не мешало мне по Вите сохнуть. Чему удивляться – в нетронутом девичьем сердце места много.
Сцены из «Гамлета» я ставила в техникуме во время производственной практики. Преподаватель часто оставлял нас одних в электротехнической лаборатории, дав задание собрать какую-нибудь цепь с реостатами и амперметрами, и я, пользуясь полученной свободой, предлагала одноклассникам сыграть «Гамлета». Выглядело это примерно так: я назначала, кому кого играть, потом выстраивала мизансцену, говорила, кому куда идти и что делать, потом за каждого произносила его текст, перебегая от одного актёра к другому. После этого сцена повторялась несколько раз до тех пор, пока каждый участник спектакля не заучивал свой кусок текста.
Удивительно, но ребятам это нравилось. Все женские и мужские роли, кроме Гамлета, естественно, играли мальчишки – прямо как в шекспировском «Глобусе», а девчонки были благодарными зрительницами. Эти спектакли, наверняка, продолжались бы до тех пор, пока весь класс не выучил слова трагедии наизусть, но однажды во время сцены поединка Гамлета с Лаэртом, роль которого исполнял Гарик Ямпольский, я неслабо заехала ему в лоб железным прутом, служившим мне в качестве рапиры. Получилось не по сценарию: у Лаэрта из раны потекла струйка крови, и преподаватель, вернувшийся в лабораторию и обнаруживший это членовредительство, категорически запретил нам заниматься «этим безобразием» и больше нас одних не оставлял.
Ой, я только сегодня, спустя столько лет, поняла: Витя и Гамлет в моём сердце не конкурировали, потому что на самом деле я не любила Гамлета. Я им была. Это же я – борец со всяким злом и поборник справедливости. И если Гамлет ещё сомневался: «Достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье…», то у меня сомнениям места не было. «Надо оказать сопротивленье» – стало лозунгом всей моей жизни. При таком раскладе, Витя – не соперник Гамлета, а, скорее, его, то есть моя, Офелия. В своих спонтанных спектаклях я ему эту роль и отводила, сама же, естественно, всегда играла роль Гамлета. Все покатывались со смеху, когда я ему говорила:
– Ступай в монастырь, к чему плодить грешников!
15. Билет № 13
За стенами школы наш дружный класс делился на две компании и группу непримкнувших. Компании сложились естественно, между собой не конкурировали, и на атмосферу сплочённости класса никак не влияли.
В костяк нашей компании входили: подробно описанный выше Витя Попов, носивший кличку «Армян» (по прежнему месту жительства), Саша Быков по кличке «Бык» – лучший математик класса, компанейский Жека Чук эмалированные уши, я, носившая клику «Товарищ Сержант» и две мои подруги – Ляля и Раиса, кличек не имевшие. Белобрысый Жека и черноволосый и кучерявый Саша Быков были почти одного роста, то есть самые маленькие в классе. Таким, обычно, в свалках на переменах достаётся больше всех. Шустрый Жека Чук быстро смекнул, как можно избежать «насилия» со стороны более рослых одноклассников: после каждого звонка на перемену он бросал клич: