Витька Мураш - победитель всех
Шрифт:
— Зовут меня Иван Сергеевич, — сказал директор.
— Мы знаем, — ответил Батон.
— А что вы еще знаете? — спросил директор.
— А все, — ответил Батон. — Вы — директор. Жить будете возле бухты. Скоро, наверное, обратно уедете.
— Почему ты так думаешь?
— А вещей у вас мало, — сказал Батон.
Директор усмехнулся. Вот тогда я у него серебряный зуб и увидел.
— Может быть, и не уеду, — сказал директор. — Может быть, мне здесь понравится.
— Не понравится, — мотнул
— В одном «кине» все и дело? — спросил директор. — Или еще есть причины? Может быть, тебе одному скучно, а другим весело?
— Библиотека маленькая, — сказал Умник.
И тут получилось как-то так, что все стали жаловаться. Девчонки просто хором орали про то, какие они несчастные. Магнитофона в школе нет, а без магнитофона им новые танцы не записать и не выучить. Драмкружка тоже нет, а без кружка все их таланты пропадают начисто. Ну какие у них могут быть таланты, разве что макароны варить, вроде нашей Людки. Так и то она макароны только на экзамене варила, а дома ничего не делает.
Я считаю, что девчонки на земном шаре существуют совершенно напрасно. Без них мы бы спокойно прожили, и в классе было бы меньше крику. А они еще и на нас стали жаловаться. Мы и грубияны, мы и деремся, мы и ругаемся.
Нашли кому жаловаться — директору! Да еще и директор он без году неделя и, может, завтра уедет.
Ребята тоже не лучше. Сидят и ноют про наш поселок, что футбольное поле у нас все в камнях, мячей нет, зимой катка нет — негде шайбу погонять.
Одни мы с Колькой сидим молчим. Колька вообще много говорить не любит, а я терпеть не могу ныть да жаловаться, хотя мне, может, скучнее всех.
Директор все-таки заметил, что мы молчим.
— А вот вы почему молчите? Всем довольны, что ли?
Колька промолчал. А я ответил:
— Да смешно просто слушать! Катка у них нет. Вон целое море под боком. Расчисти лед и катайся. Поле у них в камнях! Возьми и убери камни.
— Чего же ты не расчищаешь и не убираешь? — спросил Умник.
— А мне что, больше всех надо?
— Мурашов у нас только по советам специалист, — вылезла Наташка Кудрова. — А работать ему нельзя, он гордый.
— Я могу эти камни один убрать, — спокойно сказал я директору, будто и не слышал Наташку. — Только…
— Только что?
— Ничего, — сказал я. — Не люблю, когда ноют.
Ребята на меня зашумели. В нашем классе никто правды не любит, если она неприятная. Все хотят приятную правду слушать, а я ни с кем не собираюсь любезничать. У меня что заслужил, то и получишь.
Директор внимательно посмотрел на меня, почесал подбородок и спросил:
— А точно — один можешь убрать?
— Могу.
— Добро. Иди убирай.
— Когда?
— Сейчас.
— А урок?
— А ничего, —
Я стою и соображаю: может, он шутит? Да нет, как будто бы смотрит серьезно, не улыбается.
Повернулся я к окну. За окном — дождь, по стеклу капли ползут, над крышами не то пар, не то туман плавает. Смотрю я на окно и мысленно вижу раскисшую площадку, мокрые камни и себя в грязи по самые уши.
— А если я не пойду? — спросил я.
— Не пойдешь так и не пойдешь.
— И ничего мне не будет?
— Конечно, нет, — сказал директор и улыбнулся.
Вот эта улыбочка все и решила. И еще то, что в классе вдруг очень тихо стало.
— Тогда пойду, — сказал я.
— Иди.
Спустился я в раздевалку, взял в кладовке лом и вышел во двор. Дождь шел такой средненький — без ветра и как будто не из туч, а прямо из воздуха. Этот дождь может сто лет капать.
Иду на поле и думаю: зачем я с этим делом связался? И что это за директор такой, если он меня вместо урока посылает камни ворочать? Получается, будто я какой-то герой, только герой дурацкий, потому что все сидят в тепле и жалуются на скучную жизнь, а я сам напросился в грязи ковыряться.
С поля школу хорошо видно. Наверное, им тоже меня видно неплохо. Наверное, смотрят они на меня сейчас и жутко довольны, что Мурашова на «слабо» взяли. От злости схватился я за самый большой камень. Хотел его поддеть ломом, а он в земле сидит еще метров на сто. Тут надо копать триста лет. Разозлился еще больше и думаю: «Вот уйду сейчас домой и не приду сегодня в школу вообще. И никто ничего мне не сделает, раз меня посылают работать вместо бульдозера. Отволоку только один камень — и уйду».
Выбрал камень поменьше, перекатил его за край поля. «Ладно, — думаю, — пускай не один будет, а три». Перекатил три. Стало жарко. «Ладно, — думаю, — пускай будет десять». Перекатил десять. Стал считать, сколько осталось, — а там всего одиннадцать штук, кроме самого большого. И тогда я решил убрать все и пойти не домой, а в школу. Пускай им совестно будет — всем, и директору этому тоже.
Откатил еще два камня, смотрю — Колька идет, тоже с ломом. Мне смешно стало.
— Ну что, — говорю, — и тебя на «слабо» взяли? Теперь у нас в классе два таких дурачка?
— А знаешь, Мураш, — сказал Колька, — оно само получилось, что я пошел.
— Ври больше! Послал он тебя за мной, наверное.
— Честно, не посылал. Когда ты ушел, он спросил, есть ли у тебя в классе друг или нет.
— А они что?
— А они молчат.
— А ты?
— А чего зря болтать! И я молчал.
— А он?
— И он молчал. Умник сказал.
— А ты?
— А я ничего. Я просто встал и пошел.
— Слушай, Колька, — говорю я, — директор этот… может, он чокнутый?