Витька Мураш - победитель всех
Шрифт:
— У нас не заржавеет, — сказал я. — А на час раньше я могу хоть с завтрашнего дня вставать.
Отец посмотрел на меня и вдруг задумался.
— А что ты с этим часом делать будешь?
— Так ты же сам говорил?!
— Говорить-то говорил. А сейчас вот подумал: к чему тебе этот час в твоем детском возрасте?
— Вообще-то ни к чему, — говорю я. — Уроки у меня всегда с вечера сделаны.
— А хочешь, я тебе, наоборот, так рассчитаю, что ты будешь полчаса лишних спать?
Я жутко обрадовался. Но обрадовался внутри. Снаружи ничего не показал. В таких
Я говорю отцу:
— На полчаса у тебя ничего не получится. Минут на пять разве…
— Давай бумагу, — говорит отец.
Я дал.
Отец посмотрел на меня с хитрецой. Жутко у него вид был довольный, будто он мне уже мопед купил.
— Думаешь, наверное, я буду считать, сколько там тебе лишних секунд можно поспать? — говорит он. — Нет, товарищ начальник. Мы будем считать с точки зрения: сколько тебе на дело потребуется. Вот ты проснулся… Сколько тебе нужно на одевание? Пять минут, десять?
— Ну, пять, — говорю, — а может, и десять.
Отец снял с руки часы и положил их на стол.
— Снимай штаны. И рубашку снимай, и ботинки. Ложись на кушетку.
«Вот еще, — думаю, — интересно. В комнате свет горит. По телевизору оперу какую-то показывают… А я как полоумный должен штаны снимать и ложиться».
Хотел я сказать, что не нужно мне никаких лишних минут, но вспомнил про мопед и не стал спорить. Разделся, покидал одежду на стул и лег.
— Да не так, — говорит отец. — Ты стул рядом поставь. Штаны на спинку повесь так, чтобы в них ноги сами прыгнули. И рубашку сложи, чтобы не искать, где рукава, где ворот. Ботинки рядышком поставь около стула, расшнуруй их как следует. Вот теперь ложись. А теперь пошел!
Я вскочил, стал одеваться. Отец на часы смотрит, даже звук в телевизоре выключил, чтобы считать не мешал. Я штаны натягиваю и смотрю, как на экране артисты рот разевают, будто рыбы.
— Девяносто секунд, — говорит отец. — Полторы минуты — вот сколько тебе на одевание требуется. Давай дальше.
— Умываться, что ли?
— А ты в школу грязный ходишь или как?
— Да нет, — говорю я. — Сейчас-то умываться, или ты так рассчитаешь?
— Умывайся.
Пошел я на кухню. Там мать у плиты еще возится, корове запарку готовит. Я сунулся к рукомойнику, а она спрашивает:
— Что это тебя с вечера на умывание потянуло?
— А что, нельзя?
— Да так… — усмехнулась мать. — Впервые замечаю.
— Мало ли что впервые бывает, — говорю я. — У нас вон в магазине мопеды привезли, тоже впервые…
— О мопеде ты и не мечтай. Пойди лучше корове пойло отнеси.
— Некогда, — говорю, — я математикой занимаюсь. Пускай Людка отнесет.
— Ей тоже некогда, — сердито говорит мать, — она в носу ковыряет.
Людка, конечно, в носу не ковыряла, но сидела у окна и лбом в стекло уперлась, как статуя. Мечтала, наверное, о сапожках или о женихе своем лохматом. Она недавно курсы какие-то закончила кулинарные и теперь целыми днями на диване валяется — мечтает: куда ее на работу направят? Делать она ничего не делает, но замечаний жутко не любит, потому что считает себя страшно взрослой.
— И не стыдно тебе, мама, — говорит Людка. — Я же тебя не оскорбляю!
Мать как шваркнет тряпкой о плиту.
— Ах, вот как! Еще бы тебе меня оскорблять! А что у матери руки отваливаются, а ты пальцем не шевельнешь — это как понимать?
Я увидел, что такое дело начинается, и стал потихоньку выползать из кухни. Матери под горячую руку лучше не попадаться, тогда уж мопед может точно сгореть.
— Что ты так долго? — спросил отец. — Три минуты. Неужели и зубы чистил?
— Нет, — говорю, — это Людке там сейчас зубы чистят. А я с мамой разговаривал. Ты скинь две минуты.
— Две много. Одну скину. Дальше поехали.
— Учебники собирать? Тетради?
— Ноль минут тебе на это дело. Все должно быть с вечера собрано. Теперь — завтракать.
Только я подумал, как это я сейчас буду завтракать, если недавно поужинал, из-за двери послышался шум. Слов полностью не слыхать, но кое-что разобрать можно. Мать на Людку кричит: «Кобыла ленивая!», а Людка что-то насчет того, что из дому уйдет.
Отец молчит, слушает. Потом спрашивает:
— Что они там не поделили?
— Людка ведро корове не понесла.
— А почему не понесла?
— Что ты, Людку не знаешь?
Отец вздохнул:
— Что с ней творится — не пойму. Как она на эти курсы поездила — не узнать девку. Грубит, своевольничает… Ни лаской ее не взять, ни сказкой, ни с какого боку не подойти.
Я говорю:
— Курсы тут ни при чем. Знаешь, она из-за чего психует? Она со своим женихом лохматым поссорилась.
— Это с кем же?
— Женькой Спиридоновым.
— До жениха-то ему — как мне до министра!
— А все равно из-за него.
— Ну, а родители тут при чем?
— Пап, — говорю я, — почему ты меня спрашиваешь?
Отец почему-то вдруг разозлился:
— А кого же мне спрашивать, как не вас?! Ты вон тоже через год лохмотья на башке отрастишь и будешь на меня поплевывать. Может, ты и сейчас… Может, ты говоришь одно, а сам думаешь: дурак у меня отец, несет всякую ахинею про часы да минуты… А мне его слова — фьють. Все вы теперь одинаковые! Думаешь ведь, скажи честно? Думаешь, что я глупее тебя?
Тут и я разозлился. Я взял и заорал:
— Нет, не думаю!
Отец посмотрел на меня с удивлением и вдруг засмеялся:
— Хорошо ты на меня заорал. Очень искренне. Теперь верю, что не думаешь.
Злость у меня еще не прошла, я и говорю:
— Тогда я на тебя всегда орать буду.
Отец смеется:
— Ладно, не пыхти. Проехали уже. Давай расчеты кончать. Пятнадцать минут тебе на завтрак хватит?
— Хватит!
— Ну, и до школы — десять минут, если волоком тащиться. Десять плюс пятнадцать… А там две и полторы минуты… Считай — полчаса. Ставь будильник на половину девятого и дрыхни полчаса лишних. Вот что значит расчет и организация времени. Понял?