Витька с Чапаевской улицы
Шрифт:
— Хочется тебе домой? — спросила Люся.
— Я люблю путешествовать, — сказала Алла.
— Когда мы назад вернемся?
— Вернемся, — сказала Алла.
— Мне тоже нравится путешествовать, — помолчав, сказала Люся.
Гошка и Витька все ныряли и ныряли. Тяжелые всплески и громкое фырканье нарушили полуденную тишину. Сначала мальчишки переговаривались, потом стали нырять молча. В прибрежных кустах пели птицы, поскрипывала осока. В тени, у самого берега, желтели кувшинки. На зеленых глянцевых листьях отдыхали синие стрекозы и еще какие-то маленькие
Когда ребята, усталые, с покрасневшими глазами, вылезли на берег, Коля встрепенулся и, заморгав, тихо спросил:
— Бесполезно?
— Я — пас, — сказал Гошка и тяжело шлепнулся на песок.
— Там течение, — пробормотал Витька. — Куда же их могло отнести?
— Щука проглотила, — буркнул Гошка. Он лежал, закрыв глаза.
— Попробую поискать у того берега.
— Пустое дело, — отозвался Гошка.
— Поищу, — сказал Витька и опять пошел в воду.
— Я бы на твоем месте, Бэс, пенсне носил, — сказал Гошка.
— Почему пенсне? — удивился Коля. Глаза у него были большие и светлые. Зрачки от напряжения расширились.
— Пенсне носят на золотой цепочке, а цепочку пристегивают к чему-нибудь…
— Мне это в голову как-то не приходило, — тихо сказал Коля. Потеряв очки, он утратил чувство юмора.
— Столько времени из-за тебя потеряли!
— Без очков я пропал, — сказал Коля, тоскливо прислушиваясь к знакомому жужжанию: пролетел какой-то жук.
— Меня ты видишь? — спросил Гошка. И показал ему язык.
— Жук-олень, — сказал Коля, поворачивая голову в ту сторону, куда полетело насекомое.
— Какой еще олень? — лениво спросил Гошка.
— Два каких-то стекла… — печально сказал Коля. — И мир без них утратил свои привычные очертания.
— Ложку-то мимо рта не пронесешь? — сказал Гошка. — А в городе купишь себе очки в любой аптеке.
— Витя еще ныряет? — спросил Коля. Пришли Алла и Люся. Они преподнесли Бэсу на круглом листе кувшинки, как на блюдце, красные спелые ягоды.
— А мне? — спросил Гошка, глядя на Принцессу.
— Там на поляне Сашка объедается, — ответила она. — Можешь присоединиться к нему.
— И не мешкай, — посоветовала Люся. — А то он все слопает.
По песчаному откосу к ним приближался Витька. Нос у него посинел, на теле выступили маленькие пупырышки. Здесь сильное течение, и вода была холодная. Гошка даже не обернулся. Усмехнулся и процедил:
— Уж если я не нашел…
— За водоросли зацепились, — сказал Витька и положил Бэсу на колени мокрые очки.
Коля поспешно нацепил очки, посмотрел на Витьку, потом сиял, тщательно протер подолом рубашки и снова надел.
— Можно, я тебя обниму? — спросил он.
— Дай лучше ягод, — попросил Витька, поглаживая ссадину ниже колена.
Коля вскочил с камня и протянул Витьке лист-блюдце с первой летней земляникой.
— Как бы Сашка и вправду все ягоды не съел, — сказал Гошка и, поднявшись с песка, пошел на земляничную полянку.
Река текла среди лугов и полей, петляла меж деревень, с разбегу
Какой-то человек в закатанных выше колен брюках и с багром в руках что-то крикнул им, но никто ничего толком не расслышал — и лодка проплыла мимо.
На безоблачном небе светило жаркое солнце. Мальчишки давно скинули рубашки и штаны. Загорали в одних трусах. Девчонки долго крепились, а потом тоже разделись. У Принцессы золотистая загорелая кожа. И только из-под черного сатинового лифчика выглядывает узкая белая полоска. У Принцессы красивые руки и ноги. И вся она красивая, и раздетая и одетая. Люська тоже ничего, но она больше похожа на мальчишку-подростка, чем на девушку. У Люськи худенькие острые плечи с веснушками. И маленький, в синюю крапинку лифчик смешно топорщился на ее мальчишеской фигуре. Это был первый Люськин взрослый лифчик, который на днях мать сшила ей. И Люська, неумело поправляя тоненькие бретельки, совсем по-женски, с некоторой гордостью поглядывала на мальчишек.
Коля Бэс и Сашка Ладонщиков не обратили никакого внимания на то, что девчонки разделись. Бэс с удовольствием смотрел на берега, вдыхал свежий, настоянный на речной воде, прибрежной осоке и сосновых иголках воздух. В общем, наслаждался жизнью. Сашка сладко дремал под своей гигантской шляпой и видел какой-то приятный сон. Толстые губы его иногда растягивались в улыбке.
Люся Воробьева, обиженная равнодушием мальчишек, в десятый раз поправила бретельки и пожаловалась подружке:
— У меня лифчик жмет… Не знаю, что делать.
Алла только улыбнулась, а Гошка не утерпел и буркнул:
— Жать-то ему нечего…
Люся даже побледнела от негодования, но ничего не ответила. На эту щекотливую тему было как-то неудобно разговаривать.
Еще солнце не спряталось за сосновый бор, когда ребята распрощались с рекой Синей и своей роскошной лодкой, которую с трудом вытащили на берег. Гошка попробовал поднять лодку за нос, но не смог даже оторвать от земли.
— Сашок, ты ведь хотел ее тащить до Вишенки… — сказал он. — У меня что-то не получается… Попробуй-ка?
— Византийцы таскали, а мы не сможем? — бодро ответил Сашка. — Нет таких преград, которые бы не смогли преодолеть советские люди!
— Убил, — сказал Гошка. — Сдаюсь.
— Давайте письмо напишем хозяину лодки? — предложила Алла. — Он приедет сюда и заберет.
— Понимаешь, на лодке обратный адрес позабыли написать… — усмехнулся Гошка.
— У Коли есть карта.
— Этот хутор безымянный, — сказал Коля. — И мы не знаем фамилии хозяина.
— Была бы лодка, хозяин найдется, — оптимистически заявил Сашка.