Виткевич. Бунтарь. Солдат империи

Рудницкий Артем

Вне зависимости от того, имело место их личное общение или нет, остается фактом то, что Гумбольдт ходатайствовал за молодого поляка, к которому проникся симпатией. Он говорил о Яне с Эссеном, просил облегчить его судьбу. Впрочем, это касалось и других ссыльных, за которых немец тоже заступался.

Прибыв в Петербург, Гумбольдт обратился к Николаю I с просьбой о снисхождениие для всех крожских учеников – вернуть им дворянские права и произвести в унтер-офицерские чины. Виткевича, с учетом его знаний, Гумбольд предложил зачислить в штат Оренбургской пограничной комиссии, которой руководил полковник Григорий Федорович Гене. Этому органу было предписано следить за политическими событиями на сопредельных территориях, ведать дипломатическими отношения со среднеазиатскими ханствами, казахскими жузами и киргизскими племенами, собирать и анализировать материалы о

состоянии экономики, торговли в этих землях.

Поскольку император сразу не отреагировал, немецкий ученый не поленился написать ему второе письмо. На самом деле Николай I не оставил незамеченным прошение, однако счел необходимым посоветоваться с братом, Константином Павловичем, который курировал Литву и Польшу. Великий князь ответил, что никаких препятствий к производству бывших преступников в унтер-офицерские чины не видит, и в результате «черным братьям» вышло послабление. 23 мая 1832 года Песляк и Ивашкевич были «пожалованы в унтер-офицеры, а Виткевич, как знающий восточные языки, в портупей прапорщики, с назначением состоять переводчиком при Пограничной комиссии» [117] .

117

Записки Песляка. С. 584.

С присвоением старшего унтер-офицерского звания Ян опередил Песляка и Ивашкевича, но в любом случае все они восстанавливались в правах и получали шанс на военную карьеру.

Всякие мысли о побеге были отброшены. Начинался новый, в общем-то счастливый этап в жизни Виткевича, которым он был обязан не только врожденным талантам, личному упорству и целеустремленности, но и определенному везению. Карточный игрок сказал бы, что «фишка пошла». Его перевели в Оренбург и предоставили работу в канцелярии киргизского управления Пограничной комиссии.

В Оренбурге Ян еще больше сблизился с Томашем Заном, они поселились в одной квартире. С этого момента Томаш не упускал из виду Виткевича, следил за всеми его успехами и жизненными перипетиями.

Не мог не воодушевлять сам факт переезда в административный центр, хотя многие приезжие без восторга оценивали достоинства этого города. Вот какое впечатление вынес о нем Бух:

«Наружная физиономия Оренбурга была бедна и непривлекательна. Небольшая кучка, большей частью, деревянных одноэтажных домов, в тесных стенах земляного вала, стояла как в песочнице, нанизывая прямолинейные песчаные улицы; правда, караван-сарай посреди самого города с следующими из него и к нему башкирами, киргизцами, хивинцами, бухарцами в пестрой одежде; верблюды, навьюченные или запряженные в арбы, придавали ему полуазиатский характер, но и эта окраска, новая для меня, не искупляла чувства уныния, которое овладевало при одной мысли, что Оренбург есть место моего значения» [118] .

118

К. А. Бух. Воспоминания, л. 7.

Но надо понимать, что Бух приехал в этот далекий уральский город из Петербурга, так что ему было с чем сравнивать. А Виткевич в столице не бывал, зато хорошо помнил семь лет, проведенные в богом забытом Орске, на фоне которого Оренбург воспринимался как средоточие культурной жизни и социального общения. Вдобавок полуазиатские черты города его привлекали, а не отталкивали.

Работа в Пограничной комиссии явилась для Яна удачным выбором, отвечавшим его склонностям, позволявшим проявить присущие ему незаурядные качества, которые незамедлительно подметил Гене. Человек образованный, просвещенный, Григорий Федорович прославился как глубокий знаток жизни, быта, политики не только подвластных России казахов, но и государств Центральной Азии и даже Афганистана. К тому же он был отличным организатором, и при нем Пограничная комиссия превратилась в эффективный орган по сбору разведывательной информации, проведению научных исследований и налаживанию взаимодействия с азиатскими соседями российских земель.

Под своим началом Гене собрал «людей живых, деятельных, пытливых» [119] . Виткевича встретил дружелюбно, решив использовать как переводчика и для выполнения особых поручений. Портупей-прапорщик занимался разведкой, собирал сведения о казахских племенах и среднеазиатских ханствах,

участвовал в вылазках в степь – в поисках банд, нападавших на мирных жителей и купцов.

Разбойничали, в основном, башкиры, хивинцы, да и кочевников-казахов немало попадалось среди лихих людей. Они терроризировали русские поселения и даже поджигали степь, чтобы отвратить пришельцев из Центральной России от колонизации местных земель. Грабили, убивали, похищали мужчин, женщин и детей, которых потом доставляли на невольничьи рынки, угрожали караванным путям, препятствовали нормальной торговле с азиатскими соседями.

119

М. Гус. Дуэль в Кабуле. С. 52.

«Шайки разбойников из бродяг всякого рода, а более из башкир, недовольных вводимыми порядками, не составляли исключения, – писал в своих «Записках» генерал-майор Иван Васильевич Чернов, служивший в 1830-1860-х годах в Оренбурге. – Появлению таких хищников способствовали громадные в то время у башкир леса, большие пространства пустых мест и сплошное инородческое магометанское население в уездах Стерлитамакском, Оренбургском и частию в Троицком и Уфимском. У местных жителей разбойники находили приют и всегда были ими скрываемы» [120] .

120

Записки генерал-майора Ивана Васильевича Чернова // http:// litlife. club/br/?b=304754&p=7.

Несмотря на ответные действия русских, разбойничья активность не ослабевала и Виткевич понимал, насколько сложно искоренить это зло. В одном из своих рапортов он писал: «Мне многократно доводилось слышать в ответ от кайсаков, которых я хотел устрашить и заставить отказаться от своего злодейского ремесла: “что нам русские сделают, не в первый раз слышим такие угрозы и не в первый раз грабим”» [121] .

Впрочем, молодого офицера устраивала жизнь, полная опасностей. Не все же время сидеть в «присутствии», занимаясь бумагомаранием! Он возмужал, обрел уверенность в себе. Природа наделила его физической силой и ловкостью. Молодцеват, отличный наездник, стрелок и фехтовальщик, а еще образован и умен. Нечасто встречается подобное счастливое сочетание.

121

Г. С. Сапаргалиев, В. А. Дьяков. Общественно-политическая деятельность ссыльных поляков в дореволюционном Казахстане. С. 42.

Сафонов восторженно писал: «Портупей-прапорщик… Дерзкие рейды, когда с тридцатью-сорока казаками рассеяны в степях двухтысячные скопища – за ними стоял хивинский хан. Прозвание «Батыр» – богатырь – полетело от кочевья к кочевью» [122] .

У тюркских народов это слово обозначает бесстрашного воина и лихого наездника. О том, что так стали называть Виткевича, Томаш Зан писал в своих письмах Ходкевичу и Онуфрию Петрашкевичу, бывшему филомату, сосланному в Тобольск. Какую удаль нужно было проявить, какую отвагу, чтобы завоевать право на такое имя!

122

В. Сафонов. На горах – свобода // https://knigism.net/view/16443.

Из письма от 25 сентября 1832 года: «Батыр отправлен в киргиз-кайсацкую степь с ружьем и палашом, который я ему привез, чтобы поймать разбойника, который организует там грабежи и нападения. Под его началом пятьдесят казаков и султан Юсуп. Обещал вернуться через месяц…» [123] .

То, что Виткевича ставили во главе отряда в 50 сабель, само по себе говорило о возросшем доверии к нему со стороны начальства. Всего несколько лет назад – бесправный рядовой, да еще замешанный в денежных махинациях, теперь был полностью прощен и повышен в звании. Не всякому унтер-офицеру давали такие самостоятельные задания.

123

W. Jewsiewicki. „Batyr”. S. 103.