Виток истории
Шрифт:
Я развернул перед ним листы с графиками и формулами.
— Возьмите их с собой. Посмотрите, выпишите, что нужно, потом отдадите.
— Что с вами поделаешь! — покровительственным тоном завел он старую песню, но сразу спохватился, деловито собрал бумаги и выплыл из кабинета, как фрегат из гавани.
Едва дверь закрылась, как в нее постучали. Я сказал:
— Войдите.
Передо мной возникла новенькая. Ее глаза зло щурились, как будто видели живую мишень в прорези прицела.
— Меня выгоняют из лаборатории! — сказала она с таким видом, словно я должен был вознегодовать или, по крайней мере, удивиться.
— Ну и что же? — спросил я.
— Это несправедливо! Ведь не выгоняют
Я посмотрел ей в глаза. Они были серьезны и полны гордого негодования. В повороте головы угадывалась напряженность и готовность драться. В конце концов, она была права.
— И потом — у меня еще не закончился испытательный срок.
— Несколько дней вам ничего не дадут, — проговорил я, и ложбинка на ее переносице обозначилась явственней, а подбородок задрожал.
— Если хотите, переведем вас в отдел систематики. Там неплохо, спокойно. — Я не переносил женских слез.
— И почти нет стеклянной посуды.
Она еще пыталась шутить, и это меня тронуло.
— Пойдете в Вычислительный?
Я спохватился, но слишком поздно. Предложение уже назад не взять. То, что я ей предлагал, было во много раз больше, чем она заслуживала, перспективнее, чем работа на микротоме.
— Я бы не хотела уходить из лаборатории, — призналась она.
— Но почему? — Я подумал о Петре Авдюхове.
Она проговорила виновато:
— Мне нравится работа.
— Микротом?
— Вообще вся проблема. Смелая, даже дерзкая. Может быть, она знала, чем подкупить меня, но цели своей она достигла. Я даже не смог сдержать довольной улыбки. И когда она уходила, я невольно посмотрел ей вслед, еще раз отметил устремленность ее неслышной походки. Я тогда подумал именно этим словом — не «стремительность», а «устремленность». Почему?
Меня вызвали к вице-президенту Академии наук с докладом о начатой нами работе по отысканию «стрелок» биологических часов. Рядом с креслом Артура Кондратьевича, подобно могучему рыцарю в доспехах, возвышался его неизменный спутник — кибернетический двойник, КД. Из туловища двойника торчали иглы антенн, полувытянутые щупальца, окончания убранных крыльев, колес, гусениц, трубы вспомогательного микроскопического и инфракрасного зрения, выводы энергетической защиты. Этот универсальный самосовершенствующийся автомат был придан вице-президенту уже семь лет назад и все это время сопровождал своего хозяина и двойника не только на работе, но зачастую и на отдыхе. Благодаря частым и длинным беседам с Артуром Кондратьевичем КД переписал в свой мозг почти все, что хранилось в памяти вице-президента, во всяком случае, то, что могло хоть как-то относиться к научной работе. КД овладел специфическими методами решения сложных научных вопросов, свойственными Артуру Кондратьевичу, и, прежде чем решать что-то, вице-президент часто советовался с ним, как советовался бы с самим собой.
— Мы поздравляем вас с новой должностью, — сказал Артур Кондратьевич.
Он отнюдь не был подвержен мании величия, и его «мы» означало, что он поздравляет меня и от имени КД.
Я поблагодарил за поздравление и расстегнул портфель, чтобы вынуть бумаги.
— А может, сначала без них? — послышался голос.
Это был обычный прием Артура Кондратьевича. Я отложил портфель и повернулся к вице-президенту. Но оказалось, что фразу произнес не он, а КД.
— В общих чертах мы знаем проблему. Расскажите об исследованиях нуклеиновых кислот.
На этот раз со мной говорил Артур Кондратьевич. Я обстоятельно рассказал о наших опытах по классификации отдельных звеньев «винтовой лестницы» ДНК.
— Нам удалось выяснить, — сказал я, с шуршанием разворачивая огромные фотолисты, сделанные с помощью мезонного аппарата, — что выбивание триплета
Мне в ответ прозвучало:
— Мина сверхзамедленного действия, не так ли? Это подходит для процесса старения…
— Но «подходит» — еще не значит «является причиной».
Я переводил взгляд с Артура Кондратьевича на КД, чтобы определить, кто из них что говорит.
— Уже успели весь институт подключить к этой работе?
Мои зубы словно увязли в липких конфетах.
— Не смущайтесь. Это неизбежно. Когда руководитель работы становится руководителем института…
— Даже если его мучает совесть…
— Невзирая на яростный отпор других заинтересованных лиц…
Я больше не пытался различать, кому из них принадлежит та или иная фраза. Я говорил с ними как с одним существом, ведь, пожалуй, это и было так. КД, который только условно можно назвать автоматом, стал носителем части «я» своего двойника. И после смерти Артура Кондратьевича он понесет дальше его память, его логику, продолжая начатые им дела, являясь консультантом многих научных работ. Он останется среди людей как модель мозга ученого, кое в чем уступающая оригиналу, но во многом превосходящая его. И благодаря КД не растворится, не потеряется для людей ни память, ни специфика мышления, ни замыслы ученого. Наоборот, они будут все время пополняться, обогащаться новым опытом.
— А вы прощупывали магнитные свойства звеньев ДНК? — спросил Артур Кондратьевич.
КД в это время усиленно размышлял, рассматривая фотолисты и читая формулы своими сложными фотоэлементными устройствами, напоминающими глаза стрекозы.
Прежде чем я успел ответить Артуру Кондратьевичу, КД добавил к его вопросу-предложению свое:
— Попробуйте проследить за излучениями ДНК в различных участках спектра. Атомный уровень исследований — вот что вам нужно.
— В общем, не стесняйтесь, — сказал Артур Кондратьевич. — Подключайте к своей работе те лаборатории, которые понадобятся. Академия дает вам «добро».
Его ласковые, спокойные глаза излучали уверенную силу. И мне хотелось забыть, что его дни сочтены, что болезнь неотвратимо производит разрушения в его все еще стройном теле спортсмена. Он взглянул на КД, сказал, обращаясь не то к нему, не то ко мне:
— Что ж, хранящейся в генах памяти было достаточно, чтобы жизнь вида считалась непрерывно продолжающейся в потомстве. Муравьи или даже собаки получали от предков все их наиболее существенные качества. Но вот появился человек, возникла личность. Могут ли гены сохранить и передать ее существо, хотя бы миллионную долю ее сложной памяти? У человека наследственность часто работает вхолостую — передает несущественные признаки, теряя существенные. Представьте, что было бы, если бы человек мог возникнуть не в виде обезьяны, а сразу же появился настолько сложным, как сейчас, с развитыми ассоциативными областями мозга. В таком случае он бы должен был иметь иной срок жизни и иную передачу памяти.
КД сверкнул «глазом», пустил по столу разноцветные блики — это заменяло ему улыбку, — проговорил:
— И выходит, что вы служите «рукой природы». Он подбадривал меня. А я думал, что если наша работа будет успешной, то кибернетические двойники понадобятся лишь как помощники, а не как заместители. Я не сомневался, что и КД понимает это, но от честолюбия, как и от многих других человеческих пороков, он надежно застрахован.
Зеленые и синие змейки танцевали на экране, то сплетаясь в клубки, то разбегаясь. Они распинались на крестиках делений, застывали на месте, подрагивая хвостиками, исчезали то сразу, то постепенно растворяясь.