Витпанк
Шрифт:
— Это Уэйн, это все треклятый Уэйн Робертс! Это он меня подставил! Они все пытаются меня сломать — и Уэйн, и наш долбаный сэр Дэвид, и Наташа… — Его взгляд упал на меня. — И ты тоже! — добавил он, указывая на меня мечом.
Он открыл дверцу машины и швырнул меч на заднее сиденье.
— Ну, с тобой я разберусь позже, — проговорил он, включая зажигание.
«Лада», вихляясь, выкатилась на дорогу и рванулась прочь.
Я отправился следом. Он быстро скрылся из виду, но я и так знал, куда он направляется со своим мечом: туда, где были Уэйн Робертс, его жена, четверо
Дом Робертсов располагался в десяти минутах ходьбы от нашего. Я добежал до него за две. Его фасад выходил на зеленый газон — покрытое травой пространство размером с футбольное поле, с несколькими садовыми скамейками, клумбами и почтенным старым дубом посередине.
Джеззерова «Лада» была впечатана в низкую кирпичную стену перед домом Уэйна.
В машине Фредди Меркьюри пел «Мы — чемпионы мира», достаточно громко, чтобы заглушить авиационный двигатель. Джеззер стоял на газоне, размахивая мечом и вызывая Уэйна выйти и драться с ним как мужчина с мужчиной, а не отсиживаться в доме, словно позорный кусок дерьма, каков он и есть на самом деле.
В доме горели все огни, но в окна никого видно не было. Я молился, чтобы по крайней мере Мо и дети успели выскользнуть через заднюю дверь или надежно забаррикадироваться внутри.
— Джезз… Джереми… ДХ, остановись, ради господа, остановись! — завопил я, бросаясь к нему через газон. Он даже не взглянул на меня, но его левая рука одним плавным движением взмыла в воздух и опустилась вновь, указывая на меня.
Я споткнулся и упал, и не смог подняться вновь. В его руке был пульт. Он иммобилизировал меня.
Я лежал на траве газона метрах в тридцати от Джеззера, совершенно беспомощный, но мог видеть все.
Вот как это выглядело:
Еще один четырехприводник подъезжает вплотную к ограде, останавливается, и из него вылезают оба дежурных копа. Они обмениваются взглядами, словно говоря друг другу: «Скажи мне ты, что делать, так, чтобы если мы облажаемся, можно было все свалить на тебя».
Эти ребята защищают общество от варваров извне; они, черт их дери, не имеют ни малейшего представления, что делать, когда перед ними оказывается местный житель, у которого поехала крыша. Они не обучались искусству психоанализа — а если говорить по правде, так и вообще никогда ничему не обучались.
Джеззер видит их, и у него опять появляются глюки относительно демонов. Он поворачивается, издает жуткий вопль, поднимает меч обеими руками высоко над головой и бросается на полицейских.
На одно застывшее мгновение эти недоумки просто стоят, раскрыв рты. Потом, словно в мультфильме, одновременно поворачиваются и кидаются бежать. Еще несколько секунд, и ближайший из них закончил бы с головой, разрубленной точно напополам, и мечом, застрявшим в грудине.
Джеззер останавливается, разводит руки и кланяется, словно ему аплодирует невидимая публика. Он подпевает стереосистеме в своей машине:
— Мы-ы-ы чемпио-о-о-ны, мой дру-уу-уг!
Когда он оборачивается к дому, кончик его меча задевает за машину копов. Он останавливается, кидает на меня косой хитренький взгляд и произносит:
— А что, если?..
Он
Он торжествующе смеется, кладет винтовку на капот машины и затыкает — чертовски почтительно — свой меч за пояс.
У винтовки три магазина, скрепленных вместе. Он вытаскивает первый из них и с удовлетворением убеждается, что он полон. Поставив его на место, взводит курок. Потом снова лезет в машину и достает оттуда нечто наподобие пояса тяжелоатлета с навешанными на него жестяными банками. Он отсоединяет одну из банок, засовывает ее в задний конец патрубка под стволом винтовки и перекидывает пояс через плечо.
Я вам честно скажу — вряд ли можно рассчитывать обойтись без членовредительства, пока правительство позволяет наемным полицейским носить оружие. Бизнес есть бизнес, надо же как-то покрывать издержки, поэтому самое легкое — это нанять людей, приносящих с собой собственный инструмент: неудачников-одиночек и фанатиков, согласных работать по две смены подряд за цену жестянки бобов в час, в надежде, что когда-нибудь им, может быть — только может быть — удастся пострелять реактивными гранатами (за которые они заплатили из своего кармана) в какого-нибудь взломщика или грабителя.
Окно главной спальни в доме Робертсов коротко вспыхивает оранжевым пламенем, затем стекло разлетается на миллионы красивых хрустальных осколков.
Занавески взметаются вслед за ними и принимаются хлопать на ветру. Лишь тогда поднимается шум — довольно громкий.
— Бросай оружие! Сейчас же! — орет один из болванов-полицейских откуда-то извне моего поля зрения. Джеззер поворачивает винтовку и отвечает ему очередью.
Он опустошает весь магазин. Пули со стуком и оглушительным воем отскакивают от каменной стены неподалеку.
Он заряжает еще одну гранату и палит в окно нижнего этажа в доме Уэйна.
Я впустил Иисуса в свое сердце; я молюсь, действительно молюсь, в первый раз с тех пор, как мама объяснила мне, что Иисус и Санта-Клаус — это два разных человека, о том, чтобы Мо, дети и их родители оказались где-нибудь снаружи.
А Фредди Меркьюри в машине все охорашивается — на этот раз слышится что-то насчет того, что он «только что убил человека, мама»…
Гомон становится все громче. Джеззер поднял на ноги весь поселок, и теперь со всех сторон доносятся крики и стенания.
Он заряжает новую гранату и палит куда-то вдоль газона. Я не могу увидеть, куда он попал, но взрыв раздается совсем неподалеку.
Слышится мучительный скрип и хрустящий удар чего-то тяжелого о землю.
Джеззер расправился со старым могучим дубом, гордостью Хинтон Ли.
Какое-то время ничего не происходит.
Потом мы видим, что некий находчивый член общины Сделал Хоть Что-Нибудь. Со стороны боковой дорожки появляется «трудяга» — домашний робот с радостно улыбающимся, доброжелательным, выражающим готовность помочь лицом, нарисованным спереди на верхней панели. Его руки, привыкшие держать насадку пылесоса и половую щетку, сжимают большой дробовик.