Витязь в овечьей шкуре
Шрифт:
– Она-то откуда знает?!
– Так получилось, что я проболтался. У меня был тяжелый момент в жизни, и Алиса казалась мне самым верным другом на свете. Маринка думает, что мы с ее матерью просто... не сошлись характерами. Она тогда еще маленькая была, ничего не понимала.
А на самом деле?
Однажды я вернулся из командировки... – Покровский усмехнулся невесело.
Вы шутите!
Ничего подобного. Мы развелись, и я простил их.
И его?! Не убили, не покалечили?
Вот еще. Он мой лучший друг.
Стас?! – ахнула Наташа. – И вы – простили?!
Как это – не верите? Вы ведь видели Стаса. Он здесь, он со мной, мы приняли произошедшее как недоразумение.
Вы ненормальный.
Нет, я очень нормальный!
А! Понимаю. Вы возложили всю ответственность за случившееся на вашу жену.
Вы бы на моем месте тоже возложили. У нее была склонность... к излишнему кокетству.
Наташа посмотрела на него с неудовольствием. Боже милостивый! А если он узнает, что Стас не остановился на достигнутом? И с Алисой, и с Линой у него были более чем теплые отношения. Лина вообще считает, что Покровский все узнал о романе Алисы со Стасом и с ней развелся именно из-за этого. Сама Лина тоже хороша – замужем за одним, в любовниках у нее другой, а травится она из-за третьего! Вот кто штучка!
– Надеюсь, все это останется между нами, – сказал Покровский.
– Я не болтлива, – коротко ответила Наташа.
– Особенно когда выпьете.
– Скажу вам по секрету, что коньяк как-то странно на меня действует. Никогда со мной не случалось ничего подобного. Я что, рассказывала какие-нибудь истории... В тот раз?
– Пьяная вы очень рассудительная, – уклонился от прямого ответа Покровский. – Еще вопросы есть?
– Самый главный. Вы догадываетесь, кто убийца?
– Какой-то чертовски умный сукин сын. Можете себе представить, что случилось бы, не появись в моей жизни вы? У этого человека был четкий план. Пойди все по этому плану, я бы уже не отмазался. Нашли бы какой-нибудь завалящий отпечаток пальца и – привет. Пишите письма дяденьке.
Они услышали, что к дому подъехала машина, и Наташа сказала:
– Наверное, Вадим привез вашу дочь.
– И Козлова.
– Лучше уж называйте его гардеробщиком. Козлов – самая обыкновенная фамилия, но в ваших устах она звучит как-то обидно.
Этот гардеробщик собирается покорить нашу семью, как Эверест, – заметил Покровский. – Когда они вчера уезжали, у него из кармана кое-что выпало, взгляните.
Он взял со стола книгу и достал из нее лист бумаги.
– Вот. Гардеробщик трактира «Кушать подано» Козлов намечает себе ближайшие жизненные перспективы.
Наташа взяла криво исписанный лист, прочла и рассмеялась.
«Доказать Андрею Алексеевичу, что я не трактирная грязь. Выиграть городскую олимпиаду по физике. Вернуть С.Т. 30 баксов. Отводить на занятия математикой не меньше двух часов в день. Лучше – три. Поговорить с Андреем Алексеевичем об астрономии (положить его на обе лопатки!). Увеличить количество отжиманий от пола в два раза. Повести Марину в „Современник“. Завоевать одобрение ее отца во что бы то ни стало».
Чудесно! – воскликнула Наташа. – Это самая интересная программа-минимум, которую я когда-либо видела.
Еще ему надо включить в свой план выработку характера, – сказал Покровский тоном молодого учителя, размышляющего о судьбах страны. – Он постоянно краснеет! Вы обратили внимание?
Когда они вышли в холл встречать провинившуюся парочку, то увидели, что никаким румянцем там и не пахнет. Оба были бледно-зеленые, как поганки, и, судя по всему, отчаянно трусили.
Папа, – с надрывом сказала Марина, – что же такое творится?
Они обнялись, и Покровский попытался ее успокоить:
Ничего-ничего, все образуется. Вот увидишь. Надо только подождать. Ты должна сейчас проявить мужество.
Валера Козлов стоял рядом с пакетом в руках. В пакете лежало штук шесть порций наполовину растаявшего мороженого.
– Берите! – жалобно предложил он, обращаясь к Лине. – Мы всем купили.
Вероятно, это была попытка задобрить семью. Лина с сомнением заглянула в пакет, потом сунула в него руку и достала кривое эскимо в мокрой бумажке.
И вы берите! – предложил Валера Наташе и потряс перед ней своим «мешком Деда Мороза».
Наташа выбрала крем-брюле в вафлях, которое немедленно накапало ей на босоножки.
Я сейчас блюдечки принесу! – всполошился Генрих. – Давайте сюда вашу пачку, Наталья.
Наташа не отвечала. Пустыми глазами смотрела она в пространство, а внутри у нее все вибрировало от напряжения. Наконец, эконом отобрал у нее брикет, и она с трудом взяла себя в руки.
Дайте уж мне тоже мороженого, – сказал Вадим, поглядев на Наташу пристально. – Не пропадать же добру.
Когда Марина отправилась в свою комнату переодеваться, Наташа нагнала ее в коридоре и спросила:
Марин, мне очень важно знать: вы с Алисой разговаривали об отце? Я имею в виду его предполагаемую женитьбу? Хотя бы на том дне рождения?
А что? – Было видно, что она занервничала.
Пожалуйста. Я пытаюсь помочь Андрею Алексеевичу, но мне нужны факты. Факты, а не лабуда, которой все тут друг друга потчуют.
Я... Мы... Мы еще раз встречались с Алисой. Тут, в доме. Она приезжала, когда отца не было, – выдавила из себя девушка. – Я ему не говорила. Но вы никому не расскажете?
– Никому, не сомневайся. Ты что, обещала Алисе свое содействие? Хотела помочь ей вернуть расположение отца?
– Как я могла? Папа в личных делах такой скрытный. Нет, я просто сказала, что проинформирую ее, если узнаю что-нибудь важное.
– И что же ты узнала в тот раз, когда Алиса приезжала в Березкино?
– Папа разговаривал по телефону с Вадимом и упомянул, что не пригласит Люду на шашлыки в следующем месяце, потому что терпеть не может внушать женщинам ложные надежды.
– Алису это, конечно, обрадовало, – задумчиво сказала Наташа. – Она наверняка воспринимала Люду как свою главную соперницу.
– Я не знаю. Возможно. Папа больше ни с кем не общался так тесно, как с ними двумя.
Наташа возвратилась в холл и, отведя Покровского в сторону, сказала, лихорадочно блестя глазами: