Вивальди
Шрифт:
Для Мантуи ко дню рождения австрийского наместника им была написана любовная пасторальная идиллия о нимфах Эвриллии и Нике для четырёх голосов.А для французского посла он сочинил серенаду «Праздничная Сена», лишённую какого-либо действия. Её главный персонаж — река, несущая воды то медленно и величаво, то стремительно и бурно под порывами ветра, и передано это лишь звуками, что производит на слушателя сильное воздействие. Он как бы видит саму реку и слышит плеск воды. Просматривая довольно объёмную партитуру, Джован Баттиста заметил вдруг приписку: «На французский лад».
— Потому
И он оказался прав. Среди гостей посла было много французов, которые встретили исполнение серенады бурной овацией.
Продолжались занятия с Анной Жиро, чьё меццо-сопрано развилось и крепло. Девица успешно выступила в двух операх в театре Сан-Мозе у импресарио Орсатто. И Вивальди уже подумывал занять её в новом сезоне у себя в театре в героико-пасторальной опере «Дорилла», чему воспрепятствовал Джован Баттиста. Хотя небольшой голос девушки, как он считал, неплохо звучит в Сан-Мозе, но для такого зала, каким был Сант’Анджело, его явно недостаточно.
«Дорилла» хорошо была принята публикой в Сант’Анджело. Всем особенно понравилась «Песнь соловья» с её трелями и переливами, создающими иллюзию соловьиного пения. Запомнились и слова из арии Дориллы:
О сердце бедное, лишь ты Горюешь о былом и страждешь. Нет, не сбылись мои мечты, И ты любви напрасно жаждешь. Никто не даст нам утешенья, Тем паче мой отец-злодей. Спасёт нас смерть от наважденья И вера в доброту людей.ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Сколько же работает наш сын! — удивлялась Камилла, обращаясь к мужу. — Эта каторга его доконает.
Не успела она закончить свои сетования, как открылась дверь и на пороге появился весёлый Антонио с большущим пакетом в руках. Он тут же развернул пакет, только что доставленный от издателя из Амстердама, и выложил перед домашними на стол ещё пахнущую свежей типографской краской партитуру op. IXпод названием «Цитра» с посвящением императору Карлу VI. Джован Баттиста прочёл его вслух: «Славному монарху, который является самым милосердным, великодушным и добрейшим покровителем искусств».
Листая страницы партитуры, отцу сразу бросилось в глаза, что некоторые концерты написаны в новом инструментальном стиле, чего не было в прежних сочинениях. Не исключено, что на их написание могла оказать определённое влияние работа сына на оперной сцене.
— А это кто? — спросила Камилла, указав на титульный лист «Цитры» с портретом работы Ла Каве, на котором Вивальди в парике был изображен сидящим за письменным столом. В прижатой к груди правой руке он держал нотный лист, на котором можно разобрать музыкальную фразу. На лоб его из-под парика выбилась прядка рыжих волос.
— Мог хотя бы застегнуть ворот рубахи, — недовольно заметила Камилла.
— На портрете, братец, вы выглядите моложе! — заявила сестра Маргарита.
В ответ Антонио улыбнулся и быстро поднялся к себе. Но забирая
На нём было начертано название новой оперы «Фарначе». Просматривая ноты, отец с изумлением заметил, что Антонио включил в состав струнных охотничий рог. Этот инструмент Антонио смело использовал в разнообразных созвучиях. Нововведение обогатило звучание оперы.
На следующий день Антонио подробно рассказал отцу о герое новой оперы Фарначе, сыне Митридата VI, влюбленного в Тамиру. Показывая список имён певцов, от которых получено согласие на участие в опере, он добавил:
— Хочу на роль Тамиры пригласить Жиро.
— Почему ты пишешь Жиро, а не Жирот? — спросил его Джован Баттиста.
— Так она сама себя называет.
После разговора с сыном Джован Баттиста не мог отделаться от охватившего его беспокойства, чем решил пока не делиться ни с кем. От коллег из оркестра Сан-Марко и приюта Мендиканти он услышал много нелестного об этой девушке. Строились всевозможные догадки о причинах особого расположения учителя к юной певице. Говорили, что некоторые даже бьются об заклад, что рыжий священник вскоре пригласит её спеть в Сант’Анджело. А между тем её вокальные данные, как считали знатоки, оставляли желать много лучшего. Создалась напряжённая атмосфера перед премьерой «Фарначе». На премьере театр был заполнен до отказа. В партере пришлось поставить дополнительные стулья. Интерес к новой работе Вивальди, как всегда, был большой. Часть публики из Сан-Мозе пришла в театр ради заявленной в спектакле Жиро. Шептались, что для молодой певицы специально написана полная чувственности ария «Остыла в жилах кровь», которой открывается первый акт. В партере находились мать и сестра Анны Жиро. Вивальди был уверен, что опера понравится и музыка, как он полагал, была на высоте. Чтобы не травмировать зрителей трагическим финалом, он уговорил либреттиста Луккини не казнить предавшего отца Фарначе, сделав его пленником победителя — римлянина Помпея.
Появление Жиро на сцене было встречено одобрительным топотом ног клаки из Сан-Мозе’, но и насмешливым кукареку в сопровождении неодобрительного гула. Однако уверенно спетая ею выходная ария вызвала дружные аплодисменты. Жиро победила, и уже в следующей своей арии «Во глубине души храню я трепетное чувство», которой нежно вторили две валторны, она удостоилась более горячего и единодушного одобрения зала.
После спектакля Вивальди зашёл в гримёрную, чтобы поздравить с успехом свою ученицу. Как когда-то в Мантуе она бросилась ему на шею, прошептав: «Спасибо за прекрасную партию, написанную для меня».
На следующее утро пришло известие из Флоренции, подпортившее впечатление от успеха премьеры «Фарначе». Показанная неделей раньше опера «Гиперместра», написанная по настоянию импресарио Альбицци, не понравилась публике театра Делла Пергола. В венецианских кафе и мальвазиях только и разговору было, что об успехе в Сант’Анджело и флорентийской неудаче, которая эхом отозвалась в лагунном городе.
— За пять месяцев им написано три оперы! — поражались одни.
— А ведь маэстро болен и страдает от астмы, — удивлялись другие.