Византия сражается
Шрифт:
– Я не оскорбляю вас, майор. Я прошу прощения. Я не хотел грубить. Но в Александрии я видел… – Он стал совсем бледным.
Он видел, как меня выпорол Гришенко. Меня это не беспокоило. Но почему он об этом вспомнил? Тогда меня осенило: он видел меня голым и сделал страшное предположение. Я захохотал.
– Так вот, Бродманн, о чем ты подумал? Для такой операции есть вполне обычные медицинские показания.
– О ради бога! – Он упал на колени. Он унижался.
И мне стало дурно.
– Это не поможет, Бродманн! –
– Я столько страдал. Будьте милосердны!
– Милосердие, да. Но не правосудие. – Я готов был разрешить ему уехать. Я хотел, чтобы он убрался. Другой офицер, капитан Осетров, вошел с женщиной средних лет, которая пользовалась теми же духами, что и госпожа Корнелиус. С некоторым усилием Бродманн поднялся и указал на меня пальцем:
– Пятницкий – шпион и чекист. Вы что, не поняли? Я его знаю. Он саботажник, работающий на большевиков.
– Бедный безумный бес, – спокойно произнес я.
Осетров пожал плечами.
– Я хотел бы занять эту комнату на некоторое время, майор, если возможно.
– Конечно. А вы приходите завтра, – сказал я Бродманну.
– Сегодня сочельник. Контора закрывается. Я прочитал объявление. Я должен сесть на рижский поезд.
– Я совсем позабыл, – вздохнул я.
Осетров нахмурился, извинился перед дамой, которая усмехнулась и почесала за ухом, и шагнул вперед.
– Я могу помочь? – Чисто выбритое, бледное лицо Осетрова полностью сливалось с его формой. – Может быть, я займусь?..
– Нет нужды, – сказал я.
– Он – один из красных. Как он попал сюда, почему работает здесь? – Истерика Бродманна угрожала нам обоим.
Осетров заколебался. Мне было нечего сказать. Я дал Бродманну пощечину. Потом еще раз. Он заплакал; тут пришли охранники, которых вызвал Осетров. «Хотите, чтобы его забрали?» – спросил капитан. Это означало, что Бродманна посадят в тюрьму, возможно, расстреляют, если подтвердятся его связи с большевиками. Я ему ничего не был должен. Все свои ошибки он сделал сам. Я кивнул и вышел из комнаты.
–’Ривет, Иван! – Госпожа Корнелиус помахала мне рукой. Она была одета по последней моде, держала за руку французского офицера, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, и размахивала свежими газетами. Она была в восторге. – К’жется, я тьбя видела. ’Де ты пропадал?
– Вы были у Зои? – Я все еще не пришел в себя после встречи с Бродманном. Его незаметно вывели из конторы. – Несколько ночей назад?
– В том борделе с рулеткой?
– Именно!
– Да! Шикарно выглядишь. Ты знашь маво приятеля? Он с их флота. Франсуа, кажись. И оч плохо г’ворит по-аглийсски. ’Кажи «’ривет!», а, Франция?
Я сказал морскому офицеру, что очень рад с ним познакомиться, спросил, с какого он корабля. Он служил вторым помощником на «Оресте». Они отбывали в Константинополь
– Британцы пытаются завладеть всем, – невесело произнес он. – Действуют они очень вульгарно.
Я был удивлен. Ссоры между союзниками сильно напоминали о крымских событиях. Но я сохранял спокойствие. Я слышал, как Бродманн, когда его выводили наружу, завопил: «Предательство!»
– И вы любезно предоставляете госпоже Корнелиус место на вашем судне.
Он покачал головой:
– Корабль уже полон. Мы с ней встретимся в Константинополе. Я поговорил с капитаном британского торгового судна. Он согласился взять еще несколько пассажиров. Нам, разумеется, придется выправить документы для госпожи Корнелиус. Она весьма любезно предложила мне сопроводить ее сюда. Жаль, что мы не были знакомы прежде.
– Очень жаль, – согласился я.
Госпожа Корнелиус толкнула меня в бок.
– Да хватит уже! Манеры, тоже мне! Г’ворите по-аглисски!
Мы подчинились. Неожиданно в комнату вошел мой начальник и задумчиво поглядел в мою сторону. Я очень быстро сказал госпоже Корнелиус по-английски:
– У меня есть документы. Поможете мне сесть на британский корабль?
Она поняла, что я нервничаю, улыбнулась и опустила нежную, унизанную кольцами руку на мое предплечье.
– Мы ж ж’наты, правда ведь? Ты мой муж. Эт «Рио-Круз». Тьбе нужно разрешение или что-то вроде. – Она снова стала вести себя как леди. – Счастлива виить вас снова, майор Пьятницки!
Я щелкнул каблуками, поцеловал ей руку и отсалютовал французу. Мой командир, майор Солдатов, знаком показал, что желает поговорить со мной. Я тотчас подошел. Моя военная дисциплина в течение нескольких месяцев производила на него впечатление. Он был старым служакой из охранки, от природы не подозрительным, но очень чувствительным к любым несоответствиям. У него было круглое, морщинистое, румяное, чисто русское лицо, украшенное белой бородой и усами. Он постоянно носил темного цвета форму. Я вошел в его кабинет. Он закрыл дверь, предложил мне стул, и я сел.
– Бродманн? – сразу спросил он.
– Красный, – ответил я. – Кажется, я встречался с ним в Киеве. Когда занимался саботажем. Конечно, я говорил ему, что поддерживаю большевиков.
– Он говорит, что вы из Чека и были связным между Антоновым и Григорьевым.
– Я позволял ему так думать. В свое время.
– Мне придется разобраться с этим делом, Пятницкий. Конечно, рутинная проверка. – Очевидно, Солдатов не испытывал серьезного беспокойства. Он почти извинялся передо мной. – Вы хороший офицер, специалист по допросам, и нам такие нужны. Красные возвращаются, и они теперь намного лучше организованы. Мы немного беспокоимся из-за шпионов.