Визит сэра Николаса

Александер Виктория

Элизабет молча смотрела на него, пока он говорил. Так легко было дать согласие на брак и на все, чего он хотел. Сейчас она верила, что жизнь и будущее с Николасом будут совершенными, никак не иначе. Но у нее уже был совершенный брак, и он оказался иллюзией.

Элизабет высвободилась из его объятий и отошла в сторону.

— Некоторые вещи утратили свое значение, Николас.

— А некоторые нет! — Он приблизился к ней. — Черт побери, Элизабет, я был глупцом десять лет назад, но неужели я должен расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь?

— Что

ты хочешь этим сказать?

— Не знаю! Я вообще не знаю, на каком свете нахожусь, когда ты рядом. Многие женщины были бы рады возможности выйти за меня замуж. Я богат, возведен в рыцарское достоинство и унаследую в будущем высокий титул. — Он развел руки в стороны широким беспомощным жестом. — Во имя всего святого, что ты во мне нашла плохого?

— Ничего. — Элизабет пожала плечами, и в голове у нее молнией промелькнула мысль, что в костюме пирата он особенно неотразим.

— Ну так обсудим же все разумно.

— Разве такое возможно? Это ведь не деловое предложение, речь идет о браке, здесь не избежать эмоций.

— И тем не менее вполне возможен разумный разговор на тему о браке.

— Все «за» и «против», не так ли?

— Именно так. — Заложив руки за спину, Николас прошелся весьма сложным маршрутом по заставленной вещами комнате. — Ты сказала, что не веришь мне и не веришь в сам институт брака. Я вполне могу принять первое утверждение. — Он остановился и с любопытством посмотрел на Элизабет. — Может, я уже вернул твое доверие?

—Нет.

Она произнесла это слово, понимая, что говорит неправду. Как можно не доверять человеку, готовому нарядиться пиратом, чтобы порадовать детей, и привязать подушку к нижнему столбику лестницы, чтобы эти дети не ушиблись, съезжая по перилам?

— Допустим, у тебя есть на это основания. Ну а почему ты не веришь в институт брака?

Элизабет задумалась. Разве она может сказать Николасу или вообще кому-то о несовершенстве своего брака? О том, что не сумела сделать Чарлза счастливым? Что между ними не было великой страсти, как называет это ее брат? Что ее муж, вероятно, нашел это в отношениях с другой женщиной?

И она ответила просто:

— У Чарлза была любовница.

На лице Николаса отразилось удивление.

— Мне трудно этому поверить.

— Как и мне. Мне такое и в голову не приходило.

— Но ты уверена?

— Безусловно.

— Ты сказала Чарлзу о твоих подозрениях?

Это не были подозрения, Николас. — Элизабет тяжело вздохнула. — Чарлз был сентиментален и хранил письма этой женщины. Глупо с его стороны, но я иногда думаю: уж не хотел ли он, чтобы я их нашла?

— И ты нашла?

— За несколько дней до его смерти.

— Что же сказал Чарлз?

— Ничего. Я не решалась… из трусости, как мне думается. Подобное открытие возбуждает множество эмоций и обостряет отношения, а я была в ярости.

— Вполне понятно.

— Его предательство причиняло мне невероятную боль, сопровождаемую чувством вины.

— Вины?

— Не

его вины. Моей.

— Чепуха, — возразил он уверенно. — Тебе не в чем винить себя. Ты ничего плохого не сделала.

— Не уверена. Видишь ли, я никогда не задумывалась о благополучии нашей совместной жизни. Мне казалось, что все у нас в порядке. Но, как выяснилось, насчет Чарлза я в этом отношении заблуждалась. Читая письма его любовницы, я поняла, что между ними было то, чего не было между мною и Чарлзом. Джонатон называет это великой страстью.

— Ты знаешь, кто она?

— Она подписывала письма ласкательным прозвищем. Я не имею представления, кто она. Наверное, это всего лишь болезненное любопытство, но мне хочется узнать ее имя. Разумеется, теперь это уже не имеет значения, но я все думаю, что узнай я ее имя, я бы поставила точку на последней странице последней главы в книге о нашем с Чарлзом браке. Смешная мысль, я понимаю, но эта женщина занимала в жизни Чарлза значительное место.

Удивительно, как легко ей говорить с Николасом об этом. Так же легко, как когда-то говорила с ним о чем угодно. Она вздохнула и произнесла:

— Письма приходили, судя по датам, четыре года.

— Четыре года? — переспросил Николас, словно ушам своим не верил. — Но ведь это…

— Больше половины времени моей жизни в браке. И это, может быть, тяжелее всего.

— Но ты как будто спокойно относишься к этой истории.

— Прошло уже три года с тех пор, как я о ней узнала. Время смягчило удар, и теперь я думаю об измене Чарлза тем спокойнее, что, быть может, чувство моего мужа к неизвестной мне женщине и было той великой страстью, которой не могла дать ему я. Скорее я оставалась его дорогим другом, чем самой большой любовью в жизни. Жаль, что оба мы не сознавали, что той нетребовательной и уютной любви, какую мы питали друг к другу с детства, нам будет недостаточно.

— Вам обоим?

— Вероятно.

— Но ведь еще не поздно. Время для большой, для великой, как ты говоришь, любви не упущено.

Сердце у Элизабет гулко забилось.

— Для большого безумия.

— Скажи лучше, самого прекрасного из безумий. — Он подошел к ней. — Я был бы верен тебе, Элизабет.

— Правда?

— По крайней мере в этом ты можешь мне поверить. На самом деле я был верен тебе. Всегда.

— Что? Оставь, Николас, и не думай, что я поверю, будто за десять лет ты не был связан ни с одной женщиной.

— Но не сердцем. Душой и сердцем я был верен тебе. Ни одну женщину я не любил так, как люблю тебя.

— Ты меня любишь?

— Я всегда любил тебя.

— А ты уверен, что не путаешь любовь с влечением? С желанием заполучить новый корабль или фруктовое пирожное?

— Ну уж нет, — обиделся Николас. — Я люблю тебя, любил и уверен, что никогда не переставал тебя любить. Теперь все по-другому, и мы стали другими, но любовь остается любовью.

Она придвинулась к нему ближе и заглянула в темные глаза.