Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо
Шрифт:
Притчу о стекле и стеклодуве? Легенду о путешествии к началу света? Предание об отшельнике и калейдоскопе?
Сам того не зная, Мартин в этот миг переживал кризис, хорошо знакомый писателям и поэтам: когда десятки историй крутятся в голове, но все кажутся одинаково несовершенными и скучными. Может быть, виной тому было напряжение последних дней, может быть – выпитый час назад коньяк, но в итоге Мартин запаниковал.
В конце концов, чем ему поможет самый современный скафандр аранков – если беззарийцы не придут на помощь? Всего лишь продлит агонию на несколько дней.
Как ни
– Придется верить, – самому себе сказал Мартин и прокрутил курсор от Аранка к Беззару.
В конце концов, на Станции ему ничего не угрожает.
Кроме самих ключников.
2
Больше всего Мартина удивил мягкий пол.
Он подозревал что-то подобное, ведь ключники всегда заимствовали для Станций элементы местной культуры. Но воображение рисовало скорее водяные матрасы или мягкие ковры, чем это – сине-голубую субстанцию, желейным пластом покрывающую пол.
Под весом Мартина субстанция пружинила, прогибалась, по ней шли медленные, ленивые волны. Не удержавшись, Мартин подпрыгнул – субстанция прогнулась воронкой и стала медленно распрямляться под ногами. Присев на корточки, Мартин погрузил в субстанцию руку.
Ощущение холодного студня под пальцами не показалось неприятным. Субстанция не смачивала кожу, от нее даже шла легкая сухость… словно от мелкой, дисперсной пыли… от муки или талька. Да, пожалуй, сходное ощущение можно было испытать, натянув на руку обильно пересыпанную тальком резиновую перчатку – и опустив кисть в холодный кисель.
Мартин выпрямился, встряхнул рукой – хотя на ней и не осталось никаких следов субстанции. И пошел по коридорам Станции, по дрожащим голубым волнам.
Стены были шершавые, словно из дерева, но дерева странного, выветренного или прошедшего пескоструйный аппарат, так что выступили наружу все мельчайшие жилки. Огромные шары ламп под потолком светили острым голубоватым светом, отличным от солнечного спектра и оттого – неприятным для глаз. Чуждый привкус или запах струился в воздухе – не то от деревянных стен, не то от синей субстанции пола.
Все здесь было не по-людски.
Все здесь было не для людей.
Традиционная для гуманоидных миров веранда, на которой ключники встречали и провожали путешественников, тоже отсутствовала. Вместо нее Мартин обнаружил огромный пандус, спускающийся к поверхности Беззара – к бескрайнему морю субстанции.
Станция Беззара походила на огромный бугристый плод, плавающий на поверхности упругого голубого киселя. Пандус, тоже из древообразного материала, был свободно закреплен у выхода из Станции. Там, где он упирался в голубой кисель, субстанция прогнулась ложбиной.
Всюду, насколько хватало взгляда, была лишь субстанция. Под лучами голубоватого солнца она казалась совсем светлой, прозрачной. Метрах в десяти – двадцати под поверхностью субстанции начинался иной мир. Там, на каменистом дне, росли раскидистые деревья с огромными черными листьями, медленно скользили, рассекая субстанцию, тени чего-то живого. В нескольких местах голубой кисель прорезали лучи яркого искусственного света, исходящие от смутно различимых донных
Мартин ступил на пандус и замер, оглядываясь. Парочка ключников за столом причудливой многогранной формы с любопытством взирала на него.
– Этот мир опасен для людей, – сказал один из ключников. – Когда твое тело начнет жить по законам Беззара, ты умрешь.
– Твой организм не способен существовать при повышенной силе поверхностного натяжения, – добавил второй.
– Спасибо, я знаю, – сказал Мартин.
Он действительно знал, какие опасности подстерегают человека в мире беззарийцев. Безбоязненно дышать местным воздухом он мог не более суток. Есть и пить он не мог вообще ничего. Субстанция под ногами была самой обыкновенной водой – но водой с чудовищной силой поверхностного натяжения. Планета была каменным шаром, равномерно покрытым тонким слоем воды, – и вся жизнь здесь шла либо на дне, либо на поверхности упругой водной пленки. Что именно меняло поверхностное натяжение на Беззаре – оставалось неизвестным, хотя ученые склонялись к мнению о каком-то химическом агенте, действующем буквально в следовых количествах. Когда организм Мартина впитает достаточную дозу этого агента (или подвергнется достаточному воздействию неизвестного излучения, что было еще одной гипотезой), вода в его теле тоже изменится.
Со всеми вытекающими последствиями.
Но Ирина Полушкина номер пять существовала на этой планете уже больше недели. Конечно, если он правильно понял ее намеки.
Мартин подошел к краю пандуса, пнул субстанцию носком ботинка. Ногу мягко отбросило. Будь удар достаточно силен… например, разбегись он по пандусу и нырни вниз головой – пленка поверхностного натяжения лопнет и пропустит его в донный мир.
Занятный метод самоубийства.
Не прибегая к таким крайностям, Мартин мог отправиться в пешее путешествие по Беззару. Скучная, очень скучная прогулка по поверхности бескрайнего океана… порой в одиночестве, порой в компании животных, выныривающих на поверхность воды, под медленно ползущим по небу солнцем…
А потом кровь его тела одним скачком изменит показатель поверхностного натяжения – и он умрет.
– Эге-ге! – крикнул Мартин, поднимая руки к чистому небу. Здесь не было облаков, да и быть не могло. – Ирина!
Ключники за спиной с интересом ждали.
Ждал и Мартин – сам не зная чего. Крепло подозрение, что ребус решен неправильно и Ирочка Полушкина звала его вовсе не на Беззар.
– Эй! – еще раз крикнул Мартин светло-синему небу, голубой субстанции и темным силуэтам на дне. Отошел от края пандуса, снял и бросил на доски пандуса куртку. Сел на нее по-турецки и приготовился ждать.
Было жарко. Хотелось пить. Очень не хотелось думать о том, какой прием окажут ему на Земле подполковник Юрий Сергеевич с коллегами.
Мартин думал о чекисте и облизывал пересохшие губы. Солнце, за час почти не сдвинувшееся с места, пекло голову.
Наконец что-то изменилось. Легкая, едва уловимая дрожь пошла по упругой поверхности воды. Пандус стал мелко вибрировать.
Мартин встал, разминая затекшие ноги, и постарался принять вид спокойного, уверенного в себе и ничего во Вселенной не боящегося человека.