Вкус к жизни
Шрифт:
– Ты, урод! Не вздумай лезть к ней!
– А не то что?
Мартин оскалился и вызывающе подался вперёд.
– Паш, просто признай, что ты проиграл. По всем фронтам. И из-за вечного страха быть разоблачённым, ты не живёшь, а жалко существуешь. И оттого совершаешь ошибки. С твоей подружкой вышла та же беда. Сначала она казалась тебе слишком юной, и ты ждал. Долго. Потом Юля вдруг стала слишком коварна, хитра, опасна. Следующий период мой любимый: ты считал её слишком красивой и желанной, но она вдруг стала для тебя… слишком недоступной. И Юля всегда для тебя будет «слишком». Так уж ты устроен. Тебе
– Я тебя закопаю! Слышишь, ты?! – взвился Астафьев и больше сесть не пожелал. – Родители Трофимовой уже подали заявление в полицию! Тебе придётся ответить на некоторые неудобные вопросы. Что скажешь на это?
– Скажу, что не напугал. А если разговор с полицией состоится, в чём я лично очень сомневаюсь, то доложу, будто понятия не имею, где сейчас находится девушка. В конце концов, кто сказал, что она написала эти картины только что?.. Я много лет сотрудничаю с их студией, кое-какие эскизы они могли и попридержать.
Астафьев жадно рассмеялся и деловито пожевал губами.
– Хорошо, я понял. Чего ты хочешь? Просто назови цену. Торгуйся, мать твою!
Мартин посмотрел на брата не без сожаления и осторожно покачал головой.
– Мне ничего не нужно, – едва не шёпотом проронил он. – Всё, что было интересно, уже у меня есть. Трофимова станет жемчужиной коллекции. А ты должен знать: я люблю красивые вещи.
– Вот только Трофимова не вещь!
– Отлично сказано, надо будет как-нибудь запомнить, – совершенно теряя интерес к разговору, бросил Мартин и неприязненно усмехнулся. – Но и ты кое-что не учёл: удобная, красивая, послушная… значит, вещь!
– Ты с ума сошёл? Рехнулся, да?
– Уже очень давно, Паш. И не без твоей помощи.
– Ты мстишь мне, да? Она ведь тебе не нужна! Поиграешься и выбросишь!
Мартин шумно вдохнул и будто на время забыл выдохнуть.
– Так уж вышло, что порой вещи приходят в негодность. Свой срок есть и у Трофимовой, но я очень надеюсь, что к тому времени, как малышка мне наскучит, ты уже перестанешь её ждать. Всё же подбирать за старшим братом ты никогда не любил.
– Я убью тебя! Однажды я тебя просто убью!
– Или я тебя. В конце концов, в прошлый раз я так и не ответил…
В тот вечер договориться не вышло. Впрочем, Мартин и не собирался ни с кем договариваться. Он даже не получил удовольствие, которого, честно признаться, ждал. Больше этого самого удовольствия, он ждал только момент, когда вернётся домой… ведь там без него скучала самая прекрасная женщина на свете.
Мартин тогда уехал раньше. Только чтобы убедиться, что Трофимова есть, что это не сон и не бред. А, увидев Юлю, окончательно потерялся. Рядом с ней он забывал, сколько ему лет, где у него болит и как он жил прежде.
Особенным моментом стало её признание. Юля смотрела в глаза, улыбалась и произносила какие-то невозможные вещи. В то время как Мартин лежал беспомощный, точно котёнок, она говорила о любви и строила планы на будущее. Наверно, в этом была какая-то магия. Та самая, которая заставляет бороться. Бороться в момент, когда настолько устал…
Вероятно, он должен
Мартин долго тянул с предложением. Глупо в этом признаваться, но он подумал, что Юля откажет! Никогда и ничего не боялся. Никогда и ничего. Так страшно не было, даже когда после шести лет непрерывной борьбы врач со всей присущей, ну и что говорить… щедро проплаченной ему деликатностью, сообщил, что ходить Мартин не будет. Никогда. Мартин этому просто не поверил. И вот он ходит! Половая функция не восстановится. Никогда. С этим тоже живут… И вот под ним стонет просто невероятная женщина!
Он не признавал поражений! Потому что боролся. До того самого момента, как все эти поражения растворялись в прошлом. А он шёл вперёд с гордо поднятой головой и на своих двоих. «Сила. Воля. Решимость» – эти слова он повторил раз сто, прежде чем произнёс другие, более важные и значимые. Сердце грозилось выскочить из груди, пока Юля рассуждала о каких-то «неправильностях».
Он не верил своему счастью в момент росписи и ещё несколько дней после. Именно потому паспорт всегда был где-то рядом. Мартин смотрел на прямоугольную печать и не мог скрыть зарождающейся в душе эйфории. Юля стала необходимостью, как бы самонадеянно это ни звучало.
А потом произошёл треклятый семейный ужин. Глупая затея матери взяться за очередную попытку примирить давних врагов. Он не боялся расстановки сил, не боялся, что Юля испугается собственного решения, принятого в порыве эмоций. Боялся только того, что она не поймёт и не простит, ведь он ей так и не сказал самого главного…
Оказалось, что свою жену он недооценивал: её беспокоило совсем другое. Не его родственные связи с Астафьевым и даже не то, почему Мартин этот факт утаил. Она, оказывается, боялась потерять его доверие, боялась потерять связующую их гармонию. Это было неожиданно приятно, но дурацкая привычка сдерживать эмоции, не позволила ей что-то объяснить.
Примерно в этих мыслях он и провёл большую часть вечера, изредка выныривая из них, чтобы ответить на явный выпад. Казалось бы… всё обсудили, всё выяснили, а потом он позорно подслушал разговор Юли и Астафьева.
Заявление о том, что титул «барон» нравится ей куда больше, чем сомнительное графское происхождение Астафьевых, стал ударом ниже пояса. Мартин нервно растёр лицо ладонью и задушил первый порыв разобраться здесь и сейчас! Что уж тут сказать… задать интересующие его вопросы он не смог и гораздо позже, оставшись с ней наедине. А потом вдруг показалось, что задать их он не сможет никогда. Чтобы не нарушить шаткое равновесие. Чтобы никогда не узнать, что Юля думает на самом деле.
Астафьев, как всегда, всё испортил. Замолчать проблему не получилось. И именно в тот момент Мартин понял, что на самом-то деле, своё решение он принял уже давно. Решение идти до конца. С ней. А потому дал время. Им обоим. Время на то, чтобы всё переосмыслить и начать новую страницу истории, но уже без подводных камней. Потому он сейчас ехал к отцу. Потому ехал один.