Вкус к жизни

Флёри Юлия

– Не знаю… Как-то само получилось! – порывисто, со свистом проговорила я.

Мартин кивнул, будто примерно этот ответ и ожидал услышать.

– Вот взяла и испортила такую красивую сказку о любви, – пожурил он, но веселости в его словах, увы, не наблюдалось.

– Как думаешь, что там сейчас происходит? Твоя мама…

– Мне всё равно, что сейчас происходит там, – жёстко пресёк Мартин мои размышления и посмотрел очень внимательно.

Я чувствовала его взгляд, но не хотела на него отвечать. Впрочем, этого и не требовалось. Достаточным оказалось ответить

на вопрос.

– Как давно ты знаешь? – прозвучало в тишине салона, и… я впервые не представляла, что следует сказать.

– Какая разница?

– Да по сути, никакой! – пожал Мартин плечами, теперь уже глядя прямо перед собой. – Но ты даже не представляешь, в какое неловкое положение меня поставила.

– Прости, я не хотела, – зашептала я, бросив взгляд на строгий профиль.

Мартин кивнул не менее горячо, чем до этого.

– Просто Астафьев… – вдруг захотелось мне объяснить, но уголки губ Мартина нервно дёрнулись и весь мой запал куда-то исчез.

– Володь, останови, – прозвучала тихая просьба, и машина плавно припарковалась у обочины.

Мартин вышел сам и сразу же распахнул дверь с моей стороны. Первым трусливым желанием было не подать ему руки, но всё это выглядело глупо и по-детски. Я вышла и подбоченилась, посматривая на мужа свысока.

– Ну прости, я не такая «блаженная», как ты! И я не хочу подставлять другую щёку! Вы что-то не поделили, что же – это ваши вопросы! Вот только бьёт он сейчас в том числе и по мне! А ты даже не делаешь попытки защититься! Что это?!

– Может быть, трусость? – насмешливо предположил Мартин, но я и не подумала реагировать – категорично кивнула.

– Да, конечно, Астафьеву тоже удобнее так считать. Вот только я видела вчера его лицо. Боится он. Он! А ты… почему-то…

– Почему-то не добиваю, – понимающе покивал Мартин, довольно неприятно усмехнувшись. – Уж не думаешь ли ты, что это от большого и доброго сердца? – удивился он, а я почувствовала озноб, который не имел ни малейшего отношения к холоду.

– Я не знаю… – честно призналась я. – Просто не знаю. И если всё это из-за девушки, которую вы когда-то не поделили…

– Да почему?! – гневно выкрикнул Мартин, и я едва не присела от силы его голоса, попятилась. – Почему все и всегда думают лишь о безмозглой тёлке?! – эмоционально взмахнув руками, сглотнул он. Глаза лихорадочно блестели. – Он жизнь мою украл! Жизнь!.. Понимаешь?!

Я не понимала, а потому отчаянно закачала головой.

– Ублюдок, тварь, подонок! – будто после прорыва полился из Мартина поток грязи.

Опомнившись, он схватил пригоршню белого снега, бросил себе в лицо, напряжённо его растёр.

– Он украл мою жизнь, – прошептал Мартин, глядя мне прямо в глаза. – Мне было двадцать два, ему пятнадцать. Нам всем тогда казалось, что это играют гормоны, подростковые капризы. Я даже снял квартиру в городе, чтобы не бесить малолетнего придурка! Дома появлялся только на выходные – мама просила. А Пашка буквально сходил с ума!

– Но почему? Что было не так?

– Он ревновал. К матери. Его так задевало, что не он родился первым, что не его

всегда ставят в пример. А ещё завидовал. Тому, что с отцом у меня всё просто и понятно, в то время как его папаша требовал всё новых и новых побед, мгновенно забывая об уже достигнутых. Завидовал тому, что у меня есть друзья. Верные и преданные. Моя последняя подружка была для него словно кость в горле! Вика притягивала взгляды – и в этом я пытался его понять. Но он завидовал даже тому, что я могу сам выбирать занятия по интересам!

– Надо было просто поговорить… – предположила я, а Мартин кивнул.

– Надо было. Вот только что-то у нас не получалось. И список претензий разрастался как снежный ком. Он язвил и всякий раз пытался броситься в драку. Меня это не интересовало, я ни с кем не собирался соперничать. Просто жил, просто оставался собой. Оказалось, что даже за это можно ненавидеть!

– Никогда не замечала за ним… – с сомнением проронила я, пытаясь примериться к давним впечатлениям. – Ну да, он максималист, властный, с завышенными требованиями к себе и к другим…

– Я разбился на машине, потому что Пашка испортил в ней тормоза, – прозвучало тихое, но до боли, до жути страшное заявление.

– Я…

– Но даже не это самое мерзкое. Гораздо хуже то, что я был в машине не один и Пашка об этом знал.

Я внимательно посмотрела на Мартина и на его строгое лицо.

– Что произошло?

– На каникулы приехала Эльза. По понятным причинам тащить её в свою съёмную конуру я не стал. И в тот день пообещал отвезти малышку в аэропорт. А наш золотой мальчик Павлик стоял на крыльце и махал на прощание рукой. Вышел проводить в последний путь! – выплюнул Мартин слова презрения, и мне стало не по себе.

Я втянула воздух, который вдруг показался невыносимо горячим, растёрла напряжённой ладонью грудь и даже представить не могла, сколько нужно иметь воли, чтобы сказать об этом вот так просто. Чтобы вывернуть себя и при этом не опуститься. На глаза навернулись слёзы, горло схватило спазмом, и я лишь неловко взмахнула рукой.

– Потом, на допросе он отрицал злой умысел. Сказал, что просто вспылил. Сказал, что был уверен, будто я смогу выкрутиться, ведь опыт экстремального вождения имелся – я участвовал в гонках более пяти лет. Наверно, я бы даже смог вывернуть, если бы оказался в машине один… – голос дрогнул, и Мартин размеренно и предельно осторожно выдохнул. – Но рядом со мной сидела Эльза, и я точно знал одно: она должна выжить.

Я смотрела на Мартина и не понимала, как можно простить, как можно стерпеть.

– Из больницы домой я уже не вернулся. После тяжёлой комы и ряда неудачных операций, отец переправил меня в Германию. Хотя и там меня не ждало ничего хорошего. Инвалидное кресло и приговор врачей. О том, что это сделал Павел, я узнал спустя несколько лет. Мать молчала, а отец не хотел травмировать… – фыркнул Мартин и запрокинул голову, запасаясь очередным глотком воздуха.

– Ты его не простил? – хотелось услышать мне что-то очень важное, но Мартин сдавленно рассмеялся, и злые слёзы застыли в глазах.