Вкус к жизни

Флёри Юлия

– Ты всё ещё во мне… – похвастала я, правда, вздёрнуть нос не рискнула, так плотоядно Мартин смотрел.

– Значит, нравится нарушать? – прищурился он.

К сожалению, уловить настроение по тону не удалось, а для того, чтобы поймать взгляд, я была слишком близко, потому не торопилась с ответом. Провела ладонью по его волосам на затылке, осторожно перебирая их, спустилась на шею и размяла её.

– Мне не нравятся твои правила. Они дурацкие, – фыркнула я.

– И ты хочешь ребёнка… – обозначил Мартин желание, которое уже не

раз вставало между нами ребром.

Я непроизвольно пожала плечами.

– Не знаю… если получится…

– Я не хотел, чтобы ты торопилась, – очень медленно, очень доходчиво проговорил он.

– Почему?

Мартин улыбнулся и осторожно приласкал меня, касаясь кончиком пальца скул, обрисовывая им губы, едва-едва погружаясь глубже.

– Потому что порой люди обманываются, а в реальности хотят чего-то другого. Дети – это то, что нельзя изменить. Это то, что изменить я тебе не позволю.

– Если получится – значит, судьба! – нашлась я, но Мартин не одобрил.

– Или глупость.

– Я кажусь тебе настолько легкомысленной? – удивилась я его настойчивости.

– Скорее, чересчур впечатлительной, – поправил он.

– А ты? Ты достаточно впечатлителен? Или влюблённость – чувство временное? Я ведь даже не спросила, сколько у тебя было жён? Вдруг меняешь их как перчатки?..

– Я очень долго ждал тебя, – не согласился Мартин и поцеловал меня в кончик носа.

– А ещё обещал мне общее «навсегда»! – попеняла я, на что он покладисто рассмеялся, подставился под ладони, позволяя сжимать плечи, массировать напряжённую спину.

– От тебя невозможно отказаться добровольно.

– И ты, точно как чудовище в «Аленьком цветочке», умрёшь без меня от тоски?

– Не умру, – с долей горечи в голосе проронил он. – Но буду жалеть об этом до самой смерти.

– Знаешь, Мартин, у тебя не только правила дурацкие, но и мысли! – рассмеялась я его напускной тревоге. – Я люблю тебя. Но мне надо в душ, так что всё-таки придётся тебя ненадолго оставить… Где здесь у вас душ? – вздёрнула я носик и развеселилась тому, как муж недовольно зарычал.

Он не ответил, только махнул в нужном направлении и упал на постель, широко раскинув руки в стороны. Настолько соблазнительно, что вставать уже не хотелось. Хотелось ластиться к нему, жаться, довольствоваться биением сердца и шумным дыханием. Совсем немного вредничая, я ухитрилась и прикусила кожу на его животе. Мартин содрогнулся, зашипел и… снова возбудился.

– Далеко собралась? – поинтересовался он, когда я всё же соскочила с постели.

– Я буквально на одну минуту. В душ и обратно к тебе. Ты как? Очень серьёзно настроен или полотенце лучше прихватить? – хихикнула я, припоминая, как с ним может быть сладко.

Жаль, уйти далеко не успела. Я споткнулась в темноте о вездесущий мольберт, и в неравной схватке со стихией он был опрокинут.

– Мартин, что ты здесь понаставил?! – возмутилась я, подбирая всё, что разлетелось. Он лишь фыркнул:

–

Понятия не имею – я не был в этой комнате двадцать лет!

– Помоги мне! – шикнула я.

Отчего-то вдруг вспомнив, что мы находимся в чужом доме, я опасалась перебудить многочисленную публику. Странно, что когда стонала, об этом не думала. Утром будет неловко. Мартин, не обращая внимания на мою возню, похлопал ладонью по матрацу.

– Оставь так… Твоё чудовище вот-вот умрёт, а ты беспокоишься о каких-то деревяшках…

– Здесь холст! – возразила я, пытаясь водрузить его на место, присмотрелась в темноте, нахмурилась. – И, кажется, на нём даже что-то нарисовано…

– Сколько себя помню – я писал. Что тебя удивляет?

– Ничего, но теперь я хочу посмотреть! – разозлилась я этому его напускному безразличию.

– На что посмотреть?

– Не язви, я прошу тебя. Лучше включи свет!

– Юль, ты забыла, зачем шла? – разочарованно потянул Мартин, и я подавила смешок, мстительно фыркнула:

– Будет тебе урок!

– Если сейчас не вернёшься, возьму тебя прямо там. Как раз всё в деталях и рассмотришь, – пробормотал он, но едва ли имел желание встать с постели.

Напоминая о своей просьбе, я требовательно потянула:

– Мартин…

Раздался едва уловимый щелчок. Мягкий свет ночников приятно обволакивал комнату, хотя в первое мгновение привычно ослепил. Ещё совсем немного покрасовавшись перед мужем, соблазняя его обнажённым телом, азартом во взгляде, я повернулась к исчерченному углем холсту. Девушка, изображённая на нём, была обнажена и смотрела на меня, будто желая потягаться в совершенстве. Уже второй раз за вечер я была вынуждена признать, что она прекрасна. Прекрасна во всём.

На заднем плане эскиза виднелась та самая дверь, которую я могла наблюдать прямо сейчас в комнате, а в глазах только-только утолённый сексуальный голод. Красавица была слегка растрёпана, но, безусловно, довольна собой. Развёрнутые в неге плечи, выставленная напоказ грудь, приоткрытые губы… Художник постарался вложить в холст своё окрепшее желание, страсть, неприкрытый интерес.

Я оглянулась на Мартина, но он так и лежал на спине, глядя в потолок. Ревновать его к тому, что происходило двадцать лет назад, было совершенно глупо. Вот только одно «но» никак не давало покоя.

– Мартин, вы с братом не поделили подружку? – проронила я, и он встрепенулся, непонимающе нахмурился и только потом, глянув на рисунок, шумно вытолкнул из себя воздух и решительно вскинул подбородок, явно намереваясь сдержать удар. – Ты увёл его девушку или... Ну да, конечно… – складывая в мыслях обрывки слов, претензий, догадалась я. – Астафьев увёл её у тебя!

– Не увёл, – сухо обозвался Мартин и упал обратно на матрац. – Подобрал, когда мне она стала не нужна.

– Всё дело в этом? – нахмурилась я и… вернулась в постель. – Ты любил её настолько, что до сих пор не можешь ему простить?