Вкус крови
Шрифт:
Если б Зигмунд так поступил, их ждали бы определенные трудности. Ведь притворяться, что ничего не произошло, гораздо проще, когда о произошедшем никто не говорит вслух.
Грейс бросила последний взгляд на Зигмунда, дабы убедиться, что он дышит, и поехала вдоль коридора. Питер находился в теплице, среди своих кактусов и гераней. На стеклянной крыше теплицы еще оставался тонкий слой нерастаявшего снега, так что освещение в помещении было голубоватым.
– С отцом всё в порядке? – спросил он, не повернув головы и не прервав своего изучения колючего монстра, стоявшего на высокой полке.
Его
– С ним всё в порядке, – ответила ему супруга. – Рассматривает фото в своих альбомах.
Говорить об этом не было никакого смысла. Альбомы с фотографиями постоянно находились на столе перед Зигмундом. Это была тщательно подобранная история семейства Лукашей в фотографиях, хотя и в ней присутствовали пропуски и внезапно оборвавшиеся жизни. И было невыносимо сложно объяснить наличие фотографии восемнадцатилетнего молодого человека, улыбающегося и полного жизни, после которой на той же альбомной странице следовало изображение металлической таблички с почти нечитаемой надписью.
Во время Вигилии возносилось много молитв, когда Лукаши старались духовно соединиться со своими родственниками в других странах. Обычно они в основном думали о своих кузенах Зигмунде и Кристине в Польше, но сейчас к ним прибавился их сын Эндрю. При стариках все называли его Анджеем.
Кристина говорила, что она с помощью мистики пытается вызвать своих похороненных в Польше родителей, чтобы усилить духовную связь с ними. Грейс все забывала спросить ее, работают ли в этом случае молитвы. Однако взгляд, мельком брошенный на Кристину в тот момент, когда она думала, что за ней никто не наблюдает, все ей рассказал.
В тот день, как и всегда, в церкви Божией Матери Ченстоховской на Харрингтон-стрит проходила полуночная месса. В этом же здании располагается польская воскресная школа, где несколько учеников сохраняют родной, польский, язык, готовясь сдавать на нем экзамены по истории Польши и по католической религии на аттестат зрелости. Именно ученики этой воскресной школы покажут историю рождения Христова во время обеда с облатками в следующее воскресенье.
В церкви они все вместе пели. От некоторых мужчин пахло водкой, да и женщины от них тоже не отставали. И тем не менее все старались петь. У поляков никогда не было хороших певческих голосов, но они заменяли их всеобщим энтузиазмом. Даже Зигмунд запел дребезжащим голосом свою любимую колядную песню, один из рождественских хоралов, которые последовали сразу за мессой.
Естественно, в церкви люди общались между собой, обмениваясь последними
Она следила за тем, как Питер поглаживает твердые листья кактуса и дотрагивается кончиком пальца до его почти трехдюймовых шипов. Потом он вдруг надавил на них, и его жене показалось, что сейчас они, как гвозди, проткнут его кожу.
– Нам сегодня звонили, – произнес он.
– Да?
– Опять этот Фрэнк Бэйн.
Миссис Лукаш замерла. У нее вдруг появилось иррациональное желание схватить горшок с кактусом и расколотить его о стену. Или выбросить его через стекло прямо на плитки заднего двора. Сломать его уродливые шипы угрожающего вида и увидеть, как из его изломанного ствола вытекает сок. Но кактус стоял слишком высоко для нее.
– Значит, она прилетела, да? – спросила Грейс.
– Сегодня утром в Манчестер.
– А ему ты скажешь?
– Пусть еще немного отдохнет, – покачал головой Питер. – Ему нужен отдых.
Женщина вспомнила свободное место, которое накрыли на обеде во время Вигилии. Тогда Кристина сказала, что это для неожиданного гостя. Но старушка даже не попыталась объяснить, что это просто традиция – мол, этим они хотят показать, что готовы принять каждого, кто в эту ночь находится в пути, любого незнакомца, который постучит к ним в дверь, независимо от того, кто он и откуда. Напротив, Кристина была уверена, что во время Вигилии этим незнакомцем может оказаться хоть сам Иисус Христос. Грейс захотелось рассмеяться в голос от одной мысли о том, что Иисус Христос в самый сочельник может нажать на звонок двери дома № 37, расположенного по Вудленд-кресент в Идендейле. У него наверняка есть более важные дела, особенно если вспомнить, что ее родители рассказывали ей о Санта-Клаусе.
Но миссис Лукаш тогда промолчала. Сам Зигмунд покачал головой и улыбнулся словам сестры. А потом своим едва слышным голосом, по-польски, объяснил, что свободное место накрывается для тех, кто отсутствует на обеде, и для членов семьи, которые ушли в мир иной. И в этот момент он имел в виду именно своего двоюродного брата Клемента. Так было заведено с самого первого года, когда Зигмунд стал главой семьи.
Однако Грейс знала, что в этом году это было в последний раз. На будущий год это место будет накрыто уже для Зигмунда.
Элисон Моррисси вздрогнула и плотнее укуталась в пальто не только из-за холода, стоявшего на улице. Более того, над Станедж-эдж и Бамфордской пустошью уже вставало солнце, так что через час оно прогреет воздух и разгонит дымку, которая лепилась к черной крутизне Айронтонг-хилл. По виду Моррисси было видно, что она не верит, что солнце принесет тепло, как будто для этого требовалось нечто большее, чем незначительная доза зимнего светила.
Она посмотрела поверх нескольких ярдов жесткой травы на покрытую снегом торфяную пустошь, которую пересекала полоса голой скалы. Ветер сметал снег с пустоши и нес его к отдаленной горе на севере.