Вкус любви
Шрифт:
— Я не ревную. Просто пытаюсь понять, почему ты все время выбираешь стариков.
Он приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на меня, как смотрят на кубик Рубика. Затем, словно передумав, добавил:
— Может, и правда ревную. Это что, плохо?
— Наверное, — ответила я, удивленная тем, что могу вызвать ревность у мужчины, у этого мужчины.
— Ну, так что будем делать? — спросил он, словно чувствуя себя в чем-то обделенным.
— В каком смысле?
— Будем продолжать дальше?
Правдой было то, что я больше не могла существовать, делая вид, будто его никогда не было в моей жизни, независимо от того, какую
— Ну да. Будем продолжать.
Будем продолжать, даже если я уже сейчас чувствую, чем это кончится. Катастрофой. Я знаю: лето без него при таком начале отношений будет для меня невыносимым. И у меня нет ни малейшего желания уподобляться всем этим дурочкам, которые влюбляются в женатых мужчин, но лучше о том не думать, значит, — будем продолжать.
Одна вещь всегда поражала меня в Месье: как быстро и просто у него наступала эрекция. Он разговаривал со мной часами, теребя мои соски, доводя меня до эпилепсии, упираясь твердым членом в мой бок, иногда шепча: «Ты такая красивая», покусывая мочки моих ушей. Мы играли в богатого интеллектуала и его куртизанку, разговаривая об Андре Бретоне, как говорят о сексе, перебирая авторов, которых я ждала как Мессию. Он шептал мне в шею слова любви, перемежая их литературными остротами, затем следовали поцелуи, укусы, и в самый разгар одного из моих ответов, когда я собиралась ему возразить, Месье одним движением неожиданно входил в меня. Я думала, что еще совсем не готова, к тому же не успевала закончить фразу, последнее слово которой глотала в крике, прерываемом его твердой рукой.
Первые же движения Месье наполняли меня удовольствием, и я не могла издать ни звука, не способна была дышать, но он не нуждался в этом, чтобы все понять. Он прекрасно разбирался в подобных вещах.
— Тебе ведь нравится то, что ты чувствуешь в своей маленькой киске, правда?
— Ты спал с кем-нибудь еще с тех пор, как мы встречаемся?
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Просто так, — бесстыдно солгала я.
Потому что я изрядно понервничала, представив, как ты занимаешься любовью со своей женой. А теперь хочу выяснить опытным путем, насколько болезненной для меня будет мысль о другой женщине в твоих объятиях.
Месье поднялся, сел рядом со мной.
— Ты что, ревнуешь?
Проступающее в его голосе ликование вызвало у меня раздражение. И я, как идиотка, начала защищаться слишком активно, чтобы выглядеть естественно.
— Вовсе нет.
— Ревнуешь-ревнуешь! — повторил Месье, буквально наслаждаясь этим.
— Вовсе нет, я просто хотела знать.
— Нет, не просто. Ты хочешь знать, сплю ли я с другими девушками, чтобы понять, одна ли ты в моей жизни. Так что, да, милая, ты ревнуешь.
Я нехотя ответила на поцелуй Месье, который слишком забавлялся над моей досадой. Наклонившись за брюками (фантастическая спина), он продолжил:
— Если я не притронулся к другой женщине, кроме своей жены и тебя, то только потому, что у меня не было на это желания. Я постоянно
Я ощутила его обжигающий взгляд, спустившийся, словно царапина, по моей спине.
— Об этой попе. Я все время думаю об этой попе. Ты знаешь, что даже когда я оперирую, я представляю себе ее? Тебя в этой позиции.
Я выгнулась, подняв туловище вверх, и сквозь завесу волос с благоговением смотрела, как он одевается. Я обожала свет, исходивший от этого мужчины, и даже не могла ему о том сказать. Каким же красивым он мне казался! Я наблюдала за волнующим стриптизом «наоборот», что он мне показывал, надевая одежду: сначала брюки с безупречной стрелкой, затем белая рубашка, на которой от этого визита останется лишь небольшая помятость на спине.
Осознают ли мужчины ту пропасть, что отделяет их наготу от момента, когда они машинальными движениями вновь застегивают свою рубашку? Это медленное молчаливое восхождение к воротнику постепенно перекрывает животный инстинкт, и если пять минут назад они красовались в чем мать родила, то теперь облачились в веками создававшиеся одеяния. Но некоторые, как Месье, будучи одетыми даже в самый элегантный в мире костюм, сами того не подозревая, посылают чувственный сигнал: под своей одеждой они всегда остаются голыми. Пиджак ничего не меняет: кажется, что он накинут на их плечи только для того, чтобы быть в спешке снятым. Именно этих мужчин с давних времен пытаются сковать разными видами тканей и уловок, — как будто таким грубым образом можно сдержать их яркую сексуальность. Глядя на бедра Месье в его дорогих серых брюках, уже угадываешь контуры будущей эрекции.
Он застегивает пуговицы на манжетах.
— И потом, я все время думаю о твоем теле, но не обязательно для того, чтобы заняться с тобой любовью. Просто побыть рядом. Пообщаться. Я не ощущаю никакой разницы в возрасте, когда ты разговариваешь со мной, отвечаешь на мои вопросы.
Поскольку я не знала, что на это сказать, то просто восторженно улыбнулась. А после спросила:
— А что, девушки моего возраста не такие?
— Чаще всего нет. Они намного пассивнее. Только берут, мало что отдавая взамен.
— Но ведь я была не очень послушной сегодня утром, — вставила я, надеясь услышать от Месье обещание следующего свидания.
— Дело не в послушности. Мне нравится то, что творится в твоей голове. Мне это интересно. А не только твое тело среди тысячи других.
Как это понимать? Терзаясь в сомнениях, я ринулась в атаку:
— Но, согласись, довольно гнусно с твоей стороны спать с женой, со мной и другими девицами моего возраста.
— Ты так говоришь, потому что ревнуешь.
— Еще раз тебе повторяю: вовсе нет. Просто в свете создавшейся ситуации…
— Ревнуешь, милая.
— Нет, я просто говорю, что это низкое поведение. Особенно учитывая то, чем мы тут занимаемся.
Внезапно лицо Месье помрачнело. Он перестал застегивать воротник рубашки и сел рядом со мной на кровать. Не сводя с меня взгляда, произнес:
— Мне не нравится, что ты считаешь меня подлецом.
— Это потому, что я произнесла слово не таким тоном. В моих устах оно звучит ласково.
И это было правдой, но его взгляд стал таким мрачным, что на какую-то долю секунды мне показалось: сейчас он меня ударит, и не было сомнений, что я причинила ему боль. Меня до глубины души поразила его обида на такую ерунду.