Вкус подчинения
Шрифт:
Он не хотел знать остального. Ему было важно ее тело и подчинение, а не мысли. Если честно, он боялся, что ее возможная глупость отвратит его. Он не терпел тупых людей. Он в принципе с трудом переносил общество. Так и с Солодовой.
Как часто, встречая человека, чувствуя страсть, мы разочаровываемся в нем из-за мелочи.
Он боялся перестать чувствовать то острое предвкушение, которое раздирало на части и приносило удовольствие.
Эйфорию только от мысли, как он будет учить свою сабу, как вместе с ней будет открывать все способы
Дима перезванивает через пять минут, за которые Давид стискивает свой член, ярко представив все, что будет делать с этой малышкой.
Она такая миниатюрная, так похожа на фарфоровую куклу, которые когда-то дарил настоящий отец матери.
Глава 16. Майя
Не поднимать взгляд, не открывать рот, если не попросят, не закрывать рот, если не прикажут, ложиться на спину, да и в любую другую позу по первому требованию, терпеть любую боль.
– А ему не проще купить себе резиновую куклу? – интересуюсь я, уже в который раз перечитывая эти правила.
Такое ощущение, что Давиду Марковичу нужна не женщина, пусть и нижняя, а просто тело.
Но ведь это не так. Я сама помнила, как он заставлял меня двигаться, направлял своей рукой, губами.
Да, было стыдно, порочно, даже грязно, но, по существу, он требовал не беспрекословного повиновения, а чтобы я получила удовольствие, пусть и в такой извращенной форме.
Я комкаю листок, надеясь, что Таня мне все объяснит лучше, потому что то, что мы наблюдали на видео, было отвратительно и тошнотворно. Такое не могло нравиться женщинам. Что хорошего, когда твои груди, как мешки, перевязывают так, что они синеют? Ужас. Или, например, соски протыкают разными приблудами, прицепляя к ним электроды и пуская ток по телу.
Это не то что не возбуждает, это до смерти пугает, особенно когда видишь эти искаженные судорогой лица и слышишь натуральные визги.
Не удовольствия. Боли.
И если со мной подобное хочет проделать Давид Маркович… Боже. Ну, то есть понятно, что я уже не сбегу, а то, что я, одеваясь в черный пошлый кожаный костюм зайчика, и часто посматриваю на дверь, ничего не значит.
Да, я очень хочу уйти, сбежать, сорваться на бег, оставить позади это место порока и греха, снова окунуться в чистоту небесных глаз Лены. Но они закрыты. И только от меня зависит, откроются ли снова.
Я не могу, не могу себе позволить следовать своим желаниям. Уже очень давно я живу лишь нуждами Лены и пациентов.
Последний раз смотрю на себя в зеркало, вижу, что глаза от бесконечных слез покраснели и чуть опухли.
Но это ничего. Под маской проклятого зайца «Плейбоя» не видно. А когда я буду давиться членом, слезы и так потекут.
Зато видно теперь темные волосы, ярко накрашенные губы, казалось, они сейчас просто отвалятся от обилия помады. На глаза зачем-то нарастили ресницы.
На себя я теперь мало похожа, кроме ногтей, на них не нашли времени, потребовав
Но из-за какого-то внутреннего протеста я захотела оставить себе хоть эту маленькую частичку. Частичку себя. Если бы еще знать себя, знать, какая я на самом деле, потому что после изнасилования я потеряла что-то очень важное и найти этого до сих пор не смогла, и, судя по всему, не найду. Ведь мне снова придется подчиниться желаниям.
Только теперь грязным развратным чужим желаниям.
Это был отбор.
Нас стояло разного типа, роста и телосложения семь девушек, прямо как семь смертных грехов. Теперь готовых выполнить любую прихоть сатаны, что появится с минуты на минуту.
От плохого предчувствия по телу проходит холодок, горло перехватывает, и я большими глотками пью воздух, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы и бешено бьющееся сердце. Но тщетно. Задыхаюсь. Хочу уйти, потому что скоро, совсем скоро увижу того, кто нагло украл место в моих мыслях, отведенное для Лены.
Делаю серию глубоких вдохов, выдохов, ощущая, как в голове ударами грома стучит кровь, а кожаный костюм стесняет грудь, давит на тело.
Я здесь, чтобы спасти сестру, я стала шлюхой, потому что другого пути нет. И повторяя себе мысленно эти слова, я невольно вспоминаю, что Давид обещал за мной приехать, как приказал кончить, как терзал пальцем чувствительное место, как жадно целовал. Тело уже горит, словно ощущая приближение источника огня.
А как бы все вышло, не приедь я сюда? Как бы все вышло, подожди я его еще денек? А если он не выберет меня, а если Лена умрет? Боже! Это, кажется, он! Он снимает пальто в фойе и скользит взглядом по красным портьерам, лебезящим перед ним работникам и наконец останавливает его на нас.
Глава 17.
Несмотря на то, что на нем была плотная маска черного цвета, не узнать эту твердую челюсть, жесткие губы, широкий разворот плеч было невозможно.
Все тело напряглось в вязком ожидании, словно заранее повинуясь любому приказу этого мужчины, а по спине прошла явственная, еле заметная со стороны дрожь.
О чем-то еле слышно переговариваясь с арт-менеджером, он заскользил взглядом по ряду, в котором я стояла первой справа.
А я стояла пошатываясь и ждала. Как ягненок на заклании, как рабыня перед повелителем.
Давид Маркович даже не смотрит, но его аура, энергетика давят и без зрительного контакта.
Лишь на мгновение, словно услышав мои мысли, он коснулся меня острым взглядом в этом мигающем свете черных глаз. Скорее, мазнул.
Почему он не приехал? Почему не сообщил, что не приедет? Ведь наверняка у него была возможность передать сообщение на пост в больницу или он мог попросить позвонить одного из своих секретарей.
Таня про миллионера толком ничего не рассказала, потому что и сама мало что знала. Лишь услышала случайно о парочке подаренных любовницам квартир и решила срубить легких денег.