Вкус ранней клубники
Шрифт:
Меня не оставляла уверенность, что я все-таки обнаружу некую деталь, которая сразу поставит все на свои места. Что-то должно быть сугубо наше, то, к чему мы привыкли, и что наверняка выбьется из "звездного" уровня.
В ванной комнате на месте были все краны и зеркала. Всюду виднелись приклеенные этикетки: "продезинфицировано".
А вот огромная двуспальная кровать покрыта цветным нейлоновым покрывалом с рюшечками. Когда-то давно точно такие привозили из загранки советские моряки, а жены торговали ими на барахолке. Я знаю об этом потому, что когда-то о таком покрывале мечтала моя мать — на старые деньги оно стоило сто двадцать рублей.
Покрывало мы купили, и оно благополучно отслужило свой век… Где же взяли такие работники гостиницы? На каком-нибудь складе, где рачительный завхоз не мог найти им применения?
Глупо. Глупо вот так стоять перед кроватью и рассуждать о вещах четвертьвековой давности. По большому счету, для меня совершенно неважных.
А все оттого, что я вдруг оробела перед этой огромной кроватью, будто девчонка. Будто мне предстояла брачная ночь с совершенно незнакомым человеком.
Но вот что ни с чем не вязалось: почему так страстно смотрит на меня Артем? Разве нет между нами десяти лет супружеской жизни, на закате которой — как я думала! — мы изрядно друг к другу охладели?
Наконец я решила растянуться на прохладных простынях.
— Драться не будешь? — нарочито робко спросил Артем; лег рядом и притянул меня к себе.
Мы все забыли. И все вспомнили. Смешно! В чужом городе. В номере, снятом на одну ночь. Всплыло то, что казалось навеки похороненным в самой глубине наших душ.
Наверное, это вовсе не бог обрекает людей на страдания. Они сами не могут не страдать. Хорошая жизнь им приедается, и они начинают её портить. Изничтожают в себе тепло и нежность, чтобы потом мечтать о потерянном рае и делать вид, что на земле его создать невозможно.
Я лежала на плече Артема и чувствовала, как в меня легким потоком вливается благодать. Только что во взрыве наших чувств сгорело нечто темное и страшное, отчего мы оба почувствовали невыразимое облегчение.
— Чего тебе сейчас хочется? — спросил он.
Может, и мне, как героине рассказа О.Генри, пожелать, например, персик, чтобы любящий муж ушел в ночь искать его. Попал в какой-нибудь ночной ресторан, истребил тамошнюю мафию, принес его мне, а я бы проворковала:
— Гадкий мальчик, разве я не говорила тебе, что хочу апельсин?!
И поняла, что хочется мне совсем другого.
— Хочу закричать на весь свет.
— Закричать? — переспросил он со смехом. — Караул, изнасиловали?
— Ох, поручик, — вспомнила я анекдот про поручика Ржевского, — вы как всегда все опошлили. Я хотела закричать: люди, не бойтесь любить друг друга, пока не поздно!
— Выдумщица! — хмыкнул муж и ещё крепче прижал меня к себе.
Я промолчала ещё кое о чем: мне хотелось плакать. Потому, что я чувствовала, сгореть-то сгорело, да не все. Видно, слишком короткой была вспышка пламени.
Ушло раздражение. Злость. То, что лежало на поверхности. Но что-то в глубине осталось. Как заноза. Тащили мы её, тащили, но, как всякая застарелая заноза, она не была достаточно крепкой. Обломилась. Маленький кусочек её застрял в мягкой плоти, не давая ранке зажить. А чтобы его вытащить, нужен какой-то другой инструмент…
Проснулась я поздно. От запаха кофе. Он казался таким близким, осязаемым, пар словно щекотал мне ноздри. Я открыла глаза, и точно: прямо возле подушки, на тумбочке стоял поднос с завтраком — творог, сметана, свежие булочки. Венчал все блестящий кофейник. Прям как в лучших домах кофе в постель!
Откуда-то слышалось тяжелое дыхание: хэк! хэк! Я скосила глаз на лежащий у кровати ковер. Что происходит, любимый супруг отжимается! И, видно, давно. Потому и дыхание учащенное, а от лба к носу ползут капли пота.
— Мсье, — заметила я словами из анекдота, — ваша дама уже ушла.
От неожиданности он захохотал и упал носом прямо на ковер. Темка делает зарядку! Когда это было? По крайней мере, я не видела такого уже несколько лет.
И, конечно, мне приятна его забота. Кофе в постель он не подавал мне тоже очень давно.
Я опустила ноги на пол.
— Нет-нет, дама не должна утруждать свои прелестные ножки!
Он подхватил меня на руки и понес к ванной.
— Темка, тапки остались у кровати!
— Я принесу.
Он поставил меня под душ и включил воду.
Господи, если бы так было всегда! Расскажи я об этом подругам — не поверят. Скажут: начиталась любовных романов. Мол, такого не бывает. Муж не может одновременно быть и любовником. Мои подруги очень умные, их на мякине не проведешь. Тех подруг, с кем я вижусь изредка. С кем училась в институте. Или в школе. Но Танька бы поверила. И как человек, обжегшийся на молоке, вздохнула бы:
— Вот только надолго ли?
Гостиницу я покидала не без сожаления. Именно здесь мой любимый приоткрыл наконец стенки раковины, в которую спрятался… От меня, что ли?
Приоткрыл. Но мне этого мало! Как заставить его впредь эти самые створки не захлопывать? Может, мне разбить его раковину чем-нибудь потяжелее?..
К офису Валерии Степановны мы подъехали на "камазе". У гостиницы поймали такси, доехали до базы, пересели на фуру — теперь нам надо получить деньги, и домой! Отсюда, как объяснил Артем, всего полкилометра до шоссе. Основной трассы, ведущей прямо к нашему родному городу.
— Я пойду с тобой.
— Еще чего, подождешь в машине.
— Машина мне ещё успеет надоесть. А так — я сяду где-нибудь в коридоре и почитаю. Ну, пожалуйста, Темка, никто не узнает, что я — твоя жена! Скажу, что у меня дело к Валерии Степановне. В крайнем случае, попрошу у неё работу…
Артем против воли улыбнулся.
— Посмотри, что я купила в гостиничном киоске.
Я помахала у него перед носом только что купленным романом Джоанны Линдсей в яркой суперобложке. Любит она описывать "напрягшиеся соски" своих героинь, всех, как одна, гиперсексуальных, которые млеют в любовном угаре и не помнят себя уже после первого поцелуя.