Вкус заката
Шрифт:
Вообще-то всяческие приюты скорби плохо гармонируют с моей жизнерадостной натурой, но кладбище Ниццы, расположенное на северном склоне холма Шато, не зря упоминается в туристических брошюрах наряду с музеями и иными культурными достопримечательностями города. Во-первых, гиды утверждают, что это самое большое кладбище во Франции. Во-вторых, оно включает в себя некие автономные территории. Через дорогу от большого коммунального кладбища городского района Кокад расположены «Английское кладбище» и «Русское кладбище», имеющие свою отдельную администрацию и собственную
Быть в Ницце и не посетить «Русское кладбище Кокад» – для культурного россиянина значит проявить неуважение к отечественной истории!
«Русское кладбище» расположено не столько на склоне Шато, сколько в самой горе. Ступень за ступенью, оно внедрялось в холм постепенно, с середины девятнадцатого века, и собрало вместе огромное количество Волконских, Трубецких, Демидовых, Елисеевых, Оболенских, Голицыных… У баронов Фальц-Фейнов, основавших заповедник Аскания-Нова, на «Русском кладбище» в Ницце целый фамильный склеп, построенный с запасом, в расчете на будущие поколения.
Простое перечисление имен на надгробиях внушает благоговение: здесь лежат герой Отечественной войны 1812 года генерал Раевский, адмирал Юденич, возлюбленная вторая супруга императора Александра Второго княгиня Юрьевская, поэт Адамович и литератор Герцен, на личном примере показавший российской интеллигенции, что Родину вполне можно и даже нужно любить издалека…
– Между нами говоря, порой я очень хорошо его понимаю, – признался мой внутренний голос.
Я посмотрела в окно – на выметенное ночным ветром лазурное небо над вымытыми вчерашним ливнем красными черепичными крышами. С дрожью вспомнила мятые снежные тучи и мутные оплывшие сосульки на выемках серого шифера – и не ощутила непреодолимого порыва поскорее вернуться на родину. Да, ностальгия – это не мой диагноз!
Я быстро переоделась и возникла перед балбесом на ресепшене в своем лучшем виде. Его обеспечило стильное сочетание простого черного платья с бледно-розовым шелковым платком, который при посещении погоста я собиралась временно превратить из шейного в головной. Заодно это скрыло бы крупные серьги с «лунным камнем», который имеет свойство притягивать к себе даже скудный свет и потому прекрасно смотрится в ночных клубах. Черный плащ я аккуратно сложила и перебросила через локоток: в Ницце становится прохладно и ветрено, едва садится солнце.
Обувь я выбрала удобную, на низком каблуке, потому что прогулка по улице Россетти, которая отнюдь не случайно называется также «улицей-лестницей», требует хорошей спортивной формы – во всех смыслах этого словосочетания. Я изрядно натрудила ноги, пока взошла по ступенчатому тротуару на холм Шато!
В принципе на вершину можно было подняться и на лифте, и на туристическом паровозике, который отправляется с набережной и делает десятиминутную остановку наверху. Но у меня было время и желание задержаться на холме на несколько больший срок.
Долго любоваться открывающейся с горы великолепной панорамой Ниццы я не стала, хотя зрелище того стоило. Живописный «карниз» с журчащими водопадами и развалины замка, разрушенного по приказу короля Людовика Четырнадцатого, также задержали меня всего на несколько минут. Я прошагала к воротам «Русского кладбища», беспрепятственно вошла на эту суверенную территорию и довольно быстро отыскала домик смотрителя. Это было нетрудно. Приют живого человека на «Русском кладбище Кокто» разительно и невыгодно отличался от пристанищ усопших!
Убогое деревянное строение, окруженное какими-то скудными грядками и пыльными чахлыми деревцами, выглядело точь-в-точь как захудалый дачный домик на участке советского садово-огородного кооператива. И от него, и от дедушки, который с готовностью выступил мне навстречу, на меня отчетливо пахнуло наименее презентабельными ароматами родины. В букете запахов доминировал мощный дуэт перегара и дешевого табака, мажорно акцентированный свежим луком, перышко которого старик жевал с романтической мечтательностью и хрустальной слезой во взоре.
– Добрый день, уважаемый! – сказала я по-русски. – Вы не могли бы мне помочь?
– Здравствуйте, сударыня! Всегда рад услужить, особенно такой милой даме! – улыбнулся смотритель.
Зубов у него во рту было мало, а волос на голове, наоборот, многовато, но даже будучи беззубым, нестриженым, нечесаным и, подозреваю, немытым, мсье Этьен Коровкин производил приятное впечатление. Он оказался очень доброжелательным, общительным и информированным человеком и весьма охотно ответил на все мои вопросы.
Да, на «Русском кладбище Кокто» и сегодня торжественно и пышно хоронят представителей русской диаспоры, хотя такую честь еще необходимо чем-то заслужить. Нет, для того чтобы упокоиться на территории одноименного муниципального кладбища, никаких великих подвигов совершать не нужно. Если, конечно, не считать за героический подвиг сам уход из жизни, которая бывает так прекрасна! Да, сегодня утром на коммунальном погосте состоялись до неприличия скромные похороны, которые мсье Коровкин с чувством превосходства наблюдал со своей стороны. Нет, он не знает, кого это коммунальщики так тихо предали земле в присутствии одного лишь кладбищенского смотрителя с букетиком сорных цветов. Но сам тот смотритель, французский коллега мсье Коровкина, вероятно, в курсе, так почему бы не спросить у него?
Французского коллегу звали мсье Эжен. Одетый в дешевый черный костюм, он выглядел более презентабельно, чем расхристанный мсье Коровкин, и не кемарил под кипарисами, а занимался делом. Мсье Этьен неторопливо двигался по дорожкам, толкая впереди себя небольшую садовую тачку. В ней кучей растительного мусора громоздились увядшие цветы. Смотритель убирал их с могил, сметал с надгробий сухую труху, заботливо протирал мрамор влажной тряпочкой и при этом, мне показалось, приветственно, как добрым знакомым, кивал и улыбался лицам на фотографиях. Вероятно, кладбище в представлении мсье Этьена было чем-то вроде постоянно расширяющегося отеля, где большинство постояльцев остается навсегда.