Влада и заговор Тьмы
Шрифт:
Гильс лежал на кушетке, свесив одну ногу, согнутую в колене. Он был раздет до пояса и прижимал правую руку к плечу. Глаза были полузакрыты, а обычно смуглое лицо сейчас заливала страшная бледность. Его волосы и ресницы уже покрывал серебряный иней – наверное, это происходит перед тем, как нелюдь умирает и переходит в темноту.
Влада опустилась рядом с ним на пол, положив ему руку на лоб.
– Гильс…
Его веки задрожали, он попытался открыть глаза.
– Эля… – чуть слышно прошептал вампир. – Что-то со мной не то, Элька…
Опять он бредит.
Влада
– Я здесь. Посижу с тобой, пока тебе не станет лучше.
– Я… в порядке, не надо… со мной сидеть, я не болен…
«Да, конечно, не болен, – с тоской подумала Влада. – Видел бы ты себя сейчас в зеркало…»
– Почему ты держишься рукой за плечо – болит?
– У меня… никогда… ничего не болит, – попытался пошутить вампир, но вдруг застонал, снова прижал руку к плечу, зажмурившись и закусив губу от боли, потом вдруг расслабился и затих. Его грудь равномерно вздымалась – вампир еще дышал, просто потерял сознание.
Влада осторожно убрала его руку, которую он прижимал к плечу, – и вскрикнула от ужаса. На белой коже расплывалось серебряное пятно, посреди которого сидел, загнувшись серпом, полупрозрачный коготь. Точно такой же, от которого так стремительно и страшно погиб Григо… Только вампиры, наверное, умирают медленнее троллей. Вот оно, прикосновение Тьмы. Коготь подконтра Тьмы, наполненный неведомым ядом.
Влада нерешительно протянула руку к когтю.
Стоило пальцам оказаться в сантиметре, как руку пронзило холодной болью – так было, когда она размораживала дома холодильник и прямо рукой выгребала из морозилки лед… Пришлось потом сесть прямо на пол и тихо подвывать от боли, пока рука медленно возвращалась к жизни.
Еще раз – и то же самое.
Дикая боль пронзала руку, даже еще не коснувшуюся когтя. Каково было Гильсу, было даже страшно представить.
За спиной раздался шорох.
И так было понятно, что это, и Влада даже не обернулась.
– …не трогай коготь… – зашелестел голос, – погибнешь…
Навязчивое шептание сводило с ума, мутило рассудок, мешало думать.
– …дай ему умереть… а когда вампир уйдет во Тьму, позови его обратно… просто пригласи его войти в этот мир… и он вернется к тебе…
– Позвать? А если позову не я, а кто-то другой, что тогда?
– …нет, никто другой… только ты… ты дитя вампира и ведьмы… не человек и не нечисть… ни один мир не родной тебе, для тебя нет порогов, и ты можешь позвать кого угодно и откуда угодно… имеешь право…
Влада, закусив губу, молчала.
Бывают такие состояния, когда надо быстро что-то решать, а вместо этого ты находишься в ступоре.
Сейчас в голове была пустота, и больше ничего. Никаких хитроумных идей, гениальных планов, вообще ничего. Звенящая тупость, как на годовой контрольной по алгебре, пустой листок с клеточками перед глазами, равнодушное жужжание ламп с потолка, внимательный взгляд кого-то,
Еще секунда – и Гильс умрет, уйдет куда-то гораздо дальше янва, в страшный темный мир.
Как только это произойдет, она сможет пригласить его войти обратно. И Гильс вернется… только вот каким он вернется?
Маги, вся ее семья, отдали свои жизни, чтобы остановить Тьму, мертвую нечисть, которая вырвалась на волю. И нельзя этим существам снова выходить в мир людей, иначе беда, иначе смерть всему живому.
В этом и был рассчет подконтра Тьмы – отправить в нее того, кто ей дорог, чтобы Влада, не раздумывая, позвала его обратно. А следом ринутся и остальные…
– …у тебя нет другого пути, девочка… – с неумолимой и холодной убежденностью зашептал голос за спиной.
– Ошибаешься, есть… – Влада быстро обмотала рукавом блузки пальцы правой руки и, резко вдохнув, схватила коготь и резко дернула вверх.
Гильс вскрикнул, хрипло задышал – значит, жив, это отлично, это очень хорошо.
Плохо было другое – ее собственные пальцы никак не могли стряхнуть коготь на пол, он прилепился, а потом растекся в пальцах, как мягкое мороженое, впитался в ткань блузки.
Сначала рука показалась твердой и чужой, а потом хлыстом ударила судорога – сначала предплечье, потом чудовищный холод добрался до шеи, перетекая на спину.
Влада закричала, рванувшись куда-то, чтобы убежать от боли, которая сводила с ума, но только бессильно повалилась на стену, почувствовав, что та мягкая, как перина.
Потом дверь медпункта почему-то очень медленно рухнула на пол, и Алекс Муранов, словно вынырнув ниоткуда, кинулся к ней. Он что-то кричал, будто бился в невидимую стену, которая их теперь разделяла.
Зачем Алекс пытается пробить эту стену?
Странное холодное спокойствие спустилось, как ледяной купол, который сразу же отгородил ее от всего.
…Будто сквозь плотную черную ткань Влада увидела, как Гильс пытается встать, и с его тела и волос хлопьями слетал серебряный снег. Он что-то спрашивает, только ответить ему уже как-то не получалось. Вообще не хотелось больше говорить. Сами все поймут, если захотят…
С противоположной стены на нее смотрели глаза умертвия, внимательные и жестокие, – потом в воздухе что-то со свистом сверкнуло, и Влада увидела, как дед опускает меч, с отвращением глядя, как что-то забилось в агонии на полу, раскидывая вокруг себя пыль.
Апатия и полное безразличие.
Холодно и больно…
Обычной смерти не будет, будет мир, который дальше янва. Темный мир.
Кем там становится получеловек-полувампир, лучше не думать. Может, мерзким умертвием с ядовитыми когтями. Может, кем-то еще…
Последние мысли, как ниточки, обрывались одна за другой.
Гул в голове стал сильнее, лица отдалялись, будто ее относило все дальше и дальше. Они двигались, менялись, что с ними? Так меняются лица людей, когда они кричат. Она уже не различала, чьи это были лица, да и какая разница…