Владелец элитного клуба

Черногорская Ксения

– Да, наверное, я понимаю, о чём ты...

– Ну вот. И что-то как я поднял эту тему всерьёз. И увидел, что она немного испугалась. Точнее, даже просто смутилась. Я спросил: в чём дело. Она сказала, что она не сможет забеременеть и родить, если не уедет на эти девять месяцев. Как минимум семь. Я ответил, что понимаю это. И выложил ей план действий. Подробный план. Ну, и озвучил, сколько она получит по итогу, когда родит.

– А она что?

Он вздыхает и хмурится.

– Сказала, что подумает. Что хочет, но пока не может точно сказать "да". И я как-то для себя сбросил эту идею со счетов. Ну, типа, раз она в сомнениях - тогда нахер. Нет смысла даже

начинать. Но в тот же вечер она мне позвонила. Была очень радостной. Попросила о встрече. Мне было неудобно, но в итоге, она меня уломала встретиться ночью. Я подъехал к условленному месту, часа три ночи было, она села в машину.

Слушаю его, затаив дыхание. Вижу его уже нечётко, потому что солнце почти скрылось за горизонтом, но от голоса его и присутствия рядом - просто балдею. Сейчас, в сгущающихся за спиной сумерках, он говорит более жёстко, и снова воспринимается мной, как хоть и импозантный и красивый мужчина, но мужчина хмурый, брутальный и немного отстранённый. И мне очень хочется сократить эту вновь возникшую дистанцию между нами. Но я понимаю, что пока не разберусь в том, что произошло у них с сестрой, не смогу это сделать. Не смогу для самой себя.

– Она сказала, что согласна. Что сложились определённые обстоятельства, благодаря которым то, о чём мы говорили, стало возможным. Сказала, что ей страшно, но она понимает, на что идёт. А потом... призналась в любви. Впервые за всё то врёмя, что мы общались. И сказала, что она идёт на это во многом потому, что знает - с ребёнком всё будет хорошо. Что я дам ему такую жизнь, о которой она для своего ребёнка и мечтала. Что понимает, что я никогда на ней не женюсь. Что я вообще вряд ли когда-либо женюсь. Но её будет греть мысль о том, что она - та женщина, которая мне родила. Единственная в мире. Что она хочет ей стать.

– Я бы так никогда не сделала, - твёрдо говорю я, когда он умолкает.
– Просто не смогла бы.

Он снова оборачивается ко мне.

– "Так" - это как?

В сумерках его глаза видно плохо, просто два тёмных круга на сером, со слабой позолотой уходящего заката, лице. Но я чувствую его сосредоточенность. Чувствую, что мой ответ ему действительно важен. И решаю не кривить душой.

– Я бы не родила тебе так. На таких условиях. Я бы никому так не родила.

– Даже если бы нуждалась в деньгах?

Мне кажется, что он щурит глаза. Может быть и правда кажется...

– Даже, если бы умирала с голоду, - тихо, но твёрдо произношу я.

Мы немного молчим. Наверное, ему нужны пояснения.

– Женю, сколько я себя помню, родители всегда ставили мне в пример. Но то, что я узнала от тебя, будто скинуло с моей души огромный камень. Который я носила всю жизнь до этого момента. Потому что идеальная пай-девочка Женя оказалась вовсе не такой, какой казалась и моим родителям и мне. Это трудно объяснить. Ты просто не жил с этим. С постоянной оглядкой на правильную и благополучную во всех отношениях сестру. С пониманием того, что именно поэтому звонок родителям - это редко тёплые слова. Обычно это были резкие и обидные сравнения с ней, а также ворох претензий в мою сторону, который всегда имел под собой твёрдое и прочное основание. А оказалось, что оно - просто глиняные ноги колосса, который только образ. Образ, который очень умело создала моя сестра. Я многое из твоего рассказа не считаю нормальным. Прости, если это обижает. Просто хочу быть честной с тобой. Но одновременно с тем я многое могу понять. Даже это блядство за спиной Серёжи, Женькиного мужа. Чужие отношения часто вовсе не то, чем их пытаются представить окружающим. Возможно

ей было плохо в этих отношениях и она нашла для себя такой способ побега. Но того, что она сказала тебе ночью в твоей машине, я понять не могу. Вынашивать ребёнка ради денег, заранее понимая, что от него придётся отказаться, а потом родить и отказаться... Нет. Это чересчур. Это выше моего понимания.

– А про суррогатных матерей ты слышала?

– Слышала. Но там другое. Там есть хоть какой-то благородный смысл. Миссия, что ли. Бездетная пара обретает дитя. Суррогатная мать в каком-то роде совершает подвиг. Может я слишком облагораживаю само явление, и большинство таких матерей просто хотят подзаработать, но как бы там ни было, люди, которые не могут зачать, действительно получают шанс стать настоящими родителями. А в ситуации с тобой и моей сестрой - это какое-то извращение. Если ты хочешь быть отцом, настоящим отцом, хорошим, любящим, зачем ты заранее лишаешь ребёнка матери? Если она хочет родить любимому мужчине, то что мешает ей перестать обманывать мужа и уйти от него? Отношение к деньгам. Что с твоей стороны, что с её.

– Хм. Интересная мысль.

– Рада, что ты не обиделся.

– Я не девочка, чтобы обижаться. И я рад, что ты столь откровенна. Тогда, может быть, объяснишь, что ты имеешь в виду?

– Да, конечно, - киваю я.

Он встаёт и протягивает мне руку, помогая подняться.

– Пойдём, прохладно уже. Посидим у камина, выпьем горячего какао, и продолжим.

– Хорошо.

В сгущающейся темноте, под тёмно-синим, уже звёздным небом, мы бредём по камням, а потом по дорожке к тёмному, чуть серебристому, дому. Сейчас на острове нет никакого искусственного света. И только луна освещает нам путь.

Глава 19. "Дистанция и последующее ещё большее отдаление"

– Правильно ли я понимаю, - отхлебнув какао из белой чашки, после того, как мы располагаемся на огромной и мягкой белой шкуре у камина, начинает Костя, - что ты не поверила её рассказу о том, что она хотела родить мне, чтобы стать особенной в моей жизни.

– Да, - сидя по-турецки и удерживая тёплую чашку двумя руками, отвечаю я.
– Правильно.

Ароматный шоколадный напиток, дрожащее пламя в камине и тишина создают эффект уюта и умиротворения. Но я чувствую, что мы с Костей в результате его рассказа и моей реакции на него, отдалились друг от друга.

– Вот и я не поверил, - вдруг говорит он.

Внимательно смотрю на него.

– Но всё же согласился.

– Да.

– Почему?

Он снова отпивает какао из чашки.

– Давай так. Ты смотришь со своей позиции. Я со своей. Они у нас очень разные. Твоя жизнь, только не обижайся, похожа на жизнь многих людей.

– Я не обижаюсь, - качаю головой я.
– Это так и есть.

Он смотрит на меня. В глазах - тоска.

– А моя - нет.

– Ты очень невесело это произнёс, - отвечаю я.
– Даже странно. Думаю, что многие хотели бы жить так, как живёшь ты.

– Если речь о комфорте, защищённости, возможностях и свободе - да. Я живу хорошо. Но если говорить о чувстве одиночества, то поверь мне - я не образец для подражания.

– Это чувствуется, - глядя на огонь, пляшущий на тихо потрескивающих поленьях, говорю я.

– Это чувствуется тебе. Потому что я тебе многое рассказал.

– Да, соглашусь.

Мы немного молчим. Он снова поворачивается ко мне.

– Тебе не нравится какао?

– О, нет, что ты!
– спохватываюсь я и отпиваю из чашки.
– Очень вкусно. Я просто задумалась.