Владетель Мессиака. Двоеженец
Шрифт:
Положив усопшую снова в могилу, Телемак де Сент-Беат опустился на колени и произнес:
— Прости меня, сестра! Я виноват в несчастье, тебя постигшем; я, старший брат, не сумел заработать столько, чтобы дать тебе безбедную жизнь… Прости меня и дай Бог, чтобы вечный Судья простил тебя.
По лестнице он снова поднялся в часовню, но теперь мысль его всецело была занята другим; мучил вопрос: что сделалось с Одилией и где она могла быть?!
— Чтобы найти графиню д'Эспиншаль, — сказал он, опираясь на руку трепещущего Бигона, — нам надо оставить умерших и возвратиться к живым.
Бигон, разумеется, сейчас же с этим согласился.
Когда Телемак де Сент-Беат и его слуга были в саркофаге, случилось странное происшествие в пустой часовне. В одном углу ее стояла статуя Карла. Она вдруг отодвинулась и открыла отверстие, из которого вышел граф Каспар д'Эспиншаль.
Скорым шагом он подошел ко входу в катакомбы, схватил надгробный камень и, благодаря гигантской силе, поднял его.
— Ну, надо их здесь похоронить! — шепнул он с улыбкой. Камень был так тяжел, что, опущенный на свое место, он не мог бы уже быть поднят изнутри усилиями двух человек. Гибель грозила Телемаку де Сент-Беату, но суровый господин Мессиака задумался и снова положил камень около входа.
— Если я их погребу здесь, — подумал он, — узнают о моем пребывании в замке. Этому еще не время. Я еще должен отомстить моим презренным врагам.
Кавалер и Бигон не подозревали, что над ними витала смерть. Услышав шум запирающихся дверей саркофага, Каспар д'Эспиншаль удалился и задвинул за собой статую святого Карла.
Идущий впереди с фонарем Бигон услышал легкий скрип и заметил, как сдвинулась с места фигура святого Карла.
— Гм!… — произнес он нерешительно. — Выходящему из подземелья, вероятно, всегда кажется, что все предметы на поверхности танцуют. Очень странно!
X
В последние дни декабря небольшой отряд, состоящий из пяти вооруженных всадников, проезжал дикие и пустынные окрестности верхней Луары по направлению к замку Полиньяк. Был девятый час утра. Густой туман висел над землей; дикие заросли, засыпанные снегами, тянулись с обеих сторон дороги, покрытой льдом. Всадники были закутаны в широкие серые плащи и только промерзлые усы виднелись из-под железных шишаков.
Группа напоминала картину Гросса, изображающую кирасир Наполеона I, возвращающегося из России глубокой зимой.
Впереди ехал мужчина высокого роста, необыкновенной силы и ловкости. К нему обратился один из всадников с вопросом:
— Вот уже виден замок Полиньяков. Как вы думаете, граф, можем ли мы там отдохнуть?
— Думаю, что, по крайней мере, там нам дадут поесть, — ответил спрошенный. — Сеньор де Шаранс мой родственник и не откажет в кратковременном приюте.
— Но по этой гололедице мы не взберемся на платформу замка.
— Правда! Ничтожные клячи наши бессильны взнести нас туда.
— Я знаю объездную дорогу. Если граф Каспар д'Эспиншаль позволит, то мы вернемся немного назад и как раз попадем на нее.
— Нет! Нельзя возвращаться… Поищем прямой дороги, и ближайшей, — ответил суровый Каспар д'Эспиншаль.
Спустя несколько минут весь отряд уже стоял у подножья горы, на которой возвышался замок Полиньяк.
В эту эпоху местность для постройки замков выбиралась по преимуществу на самых недоступных горных позициях. Это были гнезда хищных птиц, откуда разбойники бросались на убогое человечество, грабили и угнетали его.
Замок Полиньяк составляли две башни, из которых только высшая была обитаема; между обеими лежала пропасть, и только при помощи спускного моста можно было из одной башни попадать в другую. У основания всего двадцать футов расстояния было между основаниями башен, но на высоте последнего яруса расстояние это увеличивалось до тридцати с лишним футов.
Граф Каспар д'Эспиншаль, или, вернее, Эвлогий, так как это он играл роль брата, остановился у подъемного моста и затрубил в рог.
Не спрашивая, кто и зачем приехал, прибежавший сторож опустил мост, и отряд через массивную арку въехал на внутренний двор, вокруг которого высились жилые помещения.
Де Шаранса не было дома. Мажордом в его отсутствие принял приехавших с внимательным гостеприимством, объясняя, что его господин, с несколькими вельможами, находится на охоте в Мезансе. Но будет очень недоволен, если они, не дождавшись его, уедут. В четыре часа он непременно возвратится.
Эвлогий сдвинул брови. Учтивость мажордома казалась подозрительной. Ему необходимо было поскорее очутиться в Мезансе; там никто уже не смог бы его коснуться. Но лошади и люди были очень измучены. Приходилось, волей-неволей, провести остаток дня и ночь в Полиньяке.
С того дня, как дикарь Эвлогий превратился в графа Каспара д'Эспиншаля, он сделался чрезвычайно осторожен. И сейчас он тщательно осмотрел каждый уголок обеих башен.
Взобравшись на верхнюю платформу башни, Эвлогий глянул вниз и был поражен — перед ним была пропасть.
«О, если бы я или брат мой владели подобным укрытием, мы легко одолели бы всю эту продажную толпу сбиров», — подумал он с грустью.
Полиньяк в самом деле был неприступной крепостью, овладеть которой можно было только голодом, так как приступ даже тысячной армии легко мог отбить гарнизон из двадцати-тридцати человек.
Осмотрев замок, Эвлогий спросил мажордома:
— Какую комнату вы предоставите мне?
— Какую вам будет угодно. Но думаю, вам подойдет на верхнем этаже, эта комната называется комнатой Людовика VIII, переночевавшего в ней на обратном пути с крестового похода против альбигойцев. Под ней находится большая зала. Все ваши люди могут в ней поместиться, и, топнув в пол ногой, вы всегда можете позвать их.
Это предложение пришлось Эвлогию по душе. Взяв с собой свой дорожный сак, которого он никогда не оставлял, мнимый граф Каспар д'Эспиншаль ушел в комнату Людовика VIII. Каменная лестница, ведшая до дверей покоя, продолжалась, крутыми ступенями, до самой платформы башни.