Владетель Мессиака. Двоеженец

Их было двое. Один олицетворял в себе настоящий тип гасконца, увядший, обожженный солнцем, целиком составленный из острых углов и ломаных линий; очень похожий на карикатурный эскиз, нарисованный детьми угольком на белой стене.

Ему было лет двадцать пять, он обладал лицом оливкового цвета, кожей, превращенной солнцем в пергамент; черные усы, помятая шляпа, вышитый кафтан, сапоги из воловьей кожи без подошв и длинная рапира на боку — дополняли портрет этого путешественника по Савойскому герцогству.

Он носил имя кавалера Телемака де Сент-Беата.

Под ним был небольшой тарбский конь странной масти, напоминавшей цветом виноградные выжимки: резкий, обрывистый и тряский шаг этого животного мог бы легко разбить всякого иного всадника, менее костлявого и крепкого, чем кавалер Телемак де Сент-Беат.

Второй путешественник был ниже ростом, не так худощав и восседал на спине сильного осла. Имя его было благозвучно. Он назывался Бигон.

Это был совершеннейший Санчо Панса нового Дон-Кихота.

Путешественники ехали рядом. Осел ступал плечо в плечо с лошадью, и всадники вели дружелюбную беседу, совершенно как равные.

Это происходило в апреле 1660 года. Зелень вполне уже покрыла деревья; направо и налево тянулись леса Мессиака, под тенью которых распевали вешние птички.

Смеркалось.

— Я начинаю чувствовать голод, — проворчал Бигон.

— И я также, — вздыхая ответил кавалер.

— Почему это вы вздохнули?

— Потому, что желаю скорее быть в Клермоне.

— Гм! Мы, пожалуй, попадем туда даже раньше, чем надо! Разве только вовсе не доедем.

— Объяснитесь понятнее.

— Это не трудно. Я вам одолжил на дорожные издержки шестьдесят пистолей…

— И не перестаешь повторять это ежеминутно от самого выезда из Аргеля.

— Повторение необходимо, господин Телемак де Сент-Беат. Оно побуждает нас к экономии. Я не из тех, которые принимают простую палку за топор. Вы мне обещали, что этих шестидесяти пистолей хватит на все издержки, как лично мои, так и на моего осла.

— И что же?! Разве я вас не продовольствую?

— Карамба! Вы, господин Телемак де Сент-Беат, всегда прерываете меня. Вы меня продовольствуете: я не спорю. Но ведь это вам ничего не стоит; вы не истратили до сих пор на меня ни одного мараведи. Как какой-нибудь квестор нищенствующих монахов, вы забираетесь во всякий встречный замок и пользуетесь дармовщиной.

— Шельма! Советую помнить, с кем говоришь.

— Я говорю правду. Кроме того, я питаюсь на кухне, а вы, милостивый государь, кушаете с господами.

— Но ведь ты не дворянин.

— Зато я знаю таких дворян, которые очень счастливы, встретив такого мужика, как я, одалживающего им деньги.

Кавалер Телемак де Сент-Беат прикусил себе губы, чтобы не выдать гнева.

— Впрочем, дело идет не об этом. Я одолжил вам шестьдесят пистолей. Очень хорошо? Не будем об этом говорить. Но вы мне обещали за эти шестьдесят пистолей не только продовольствовать меня, но еще нанять меня лакеем, если госпожа Эрминия де Сент-Жермен, сестра ваша, найдет какое-нибудь место, соответствующее вашему происхождению и положению в свете.

— Обещание это будет исполнено.

— Гм! Вот что значит молодость! Молодые люди всегда обещают, будто вполне уверены, что им под силу выполнить обещанное. Извольте этому верить. Тут как нарочно случится крак, доска под ногами переломится — и мы нырнем в воду.

— Чудак ты, вот что!

— Я знаю, что говорю. Прежде всего, очень сомнительно, чтобы ваша сестра могла что-нибудь для вас сделать. Потом, я вчера слышал рассказы об ужасных происшествиях, театром которых является эта несчастная страна.

— Ты, значит, попросту трусишь.

— Трушу ли я? Разумеется, трушу. Случись несчастье с одним из нас, мои шестьдесят пистолей, про которые вы постоянно принуждаете меня вспоминать, окажутся для меня ненужными.

— О каких это ты слышал происшествиях?

— О самых ужасных. Можно подумать, что господа савойцы первейшие разбойники во всем христианстве. Они убьют человека из-за одного динария и уж тем более из-за шестидесяти пистолей. Вы только сообразите, кавалер! Я говорю о шестидесяти пистолях, все равно как бы говорил о шестистах ливрах, но это говорится только вообще и не делается никакого намека на те пистоли, которые я вам одолжил.

Телемак де Сент-Беат пожал плечами.

— Ври, ври себе больше и больше. Со временем я привыкну к твоему вранью о шестидесяти пистолях.

— Вы не должны видеть в моих словах каких-либо обидных намеков. В конце концов выходит, что эти шестьдесят пистолей не стоят жизни человека. Высказываю свою мысль исключительно для того, чтобы заставить вас быть бдительнее и осторожнее.

— Понимаю. Можешь ничего не бояться.

— Так! Ничего не бояться! А я попрошу вас только вообразить, что граф де Канеллак постоянно прогуливается в этом лесу в сопровождении своих двенадцати спутников.

— Что же из этого?

— А то, что эти двенадцать спутников — двенадцать разбойников, его стража, их зовут: Ломака, Без-Веры, Душитель, He-Плошай, Проломи-Бок, Губитель, Жги-Ногу, Сорви-Голова, Хлоп-Хлоп, Вырви-Зуб, Поджигатель и Вешатель.

— Имена известные.

— А дела этих господ еще более знатные, и можно смело сказать, что имена спутников графа де Канеллака могут служить им вывесками. И поэтому следует усилить нашу бдительность уже не ради шестидесяти пистолей, мною вам одолженных, а ради собственной кожи, которую починить будет очень трудно.