Владетельница ливанского замка
Шрифт:
Комендант Галлер улыбнулся.
— То были парламентарии, г-н полковник.
— Ну так что ж?
— Я уверен, — сказал комендант, уклонившись от ответа, — что если вы протелефонируете в Бейрут, то, конечно…
— Ничего подобного я не сделаю, будьте покойны. Возьмите мою машину, Домэвр. Завтра я вернусь в Бейрут на собственные средства.
— Есть выход, комендант, — сказал один офицер.
— Какой?
— Элиас Кифмакиф, шофер из Захле, сейчас уезжает в Бейрут, где у него есть дела. Он не очень-то храбр и будет рад иметь спутника в военной форме. На прошлой неделе действительно одного шофера на этой дороге ограбили бандиты, переодетые сирийскими жандармами.
— Вы уверены, — спросил полковник, — что это был действительно переодетые бандиты?
— Мы велим сказать Кифмакифу, чтобы он заехал сюда за капитаном, — сказал комендант, смеясь. — Таким образом, он будет уверен, что с ним едет настоящий защитник.
Так и сделали, и через час я уже поднимался на маленьком «Форде» по первым откосам Ливана.
В феске набекрень, молодой Элиас, внимательный к виражам, мурлыкал гортанный напев. Забившись в угол автомобиля, я старался отвратить свой ум от мыслей, к которым он без конца неизбежно возвращался. Горы из сиреневых становились уже темно-фиолетовыми, когда я понял всю бесполезность моих усилий.
Я нагнулся к шоферу.
— Поезжай по дороге налево, — приказал я.
«Форд» остановился. Элиас посмотрел на меня со скорбным удивлением.
— Ты слышал? Сверни налево.
— Налево, капитан?
— Да, налево.
— Но ведь это дорога в Аин-Захальта.
— Ну так что ж?
— Разве мы едем не в Бейрут?
— Мы едем в Бейрут. Но сначала мы сделаем крюк в один час езды по дороге в Аин-Захальта.
— Она кишит друзскими разбойниками.
Религия Элиаса явно запрещала ему входить в какие бы то ни было сношения с этими неверными.
— Все равно, поворачивай. Там видно будет.
— Но…
— Довольно! Сверни. Маленький «Форд» повиновался.
Стало уже совсем темно. Луна начала пробиваться над горами, заливая их рыжеватым сиянием. Почти так же хорошо, как днем, виднелись очертания кедров.
Элиас больше не пел. Кто может предвидеть свое будущее? И все же в эти минуты, клянусь, я отдавал себе отчет в том влиянии, какое окажет на всю мою жизнь это «Сверни налево!». Я думал о Мишель. В этот час бедняжка должна готовиться к балу. И другая — там, совсем близко от меня, в своем высоком мрачном дворце — тоже.
А Вальтер…
Но если начал, надо идти до конца. Только так и в безумстве можно иногда достигнуть удачи. Пример — игра. Козырь, козырь, козырь, еще козырь. Ну, а если последняя карта, остающаяся в руке противника, больший козырь?.. Что ж, тогда надо платить, и все тут!
Луна поднималась на бледном небе, освещая печальную местность слева от нас, между дорогой и горами. Мы достигли пути Джемаля — моста, где утром мы останавливались, полковник и я.
— Стой!
Я спрыгнул на землю.
— Ты останешься и подождешь меня здесь. Поставь свою машину за дорогу и потуши фонари. Я вернусь раньше чем через час.
Иеремиады Элиаса возобновились:
— Остаться здесь, капитан?
Мне показалось, что, как только я отвернусь, у него хватит смелости умчаться одному в Бейрут.
— Да, остаться здесь. И без штук, если только ты дорожишь своим разрешением на право управлять автомобилем…
С большим достоинством он ответил:
— Я боюсь.
— Я оставлю тебе мой револьвер, болван.
По отчаянному ворчанию Элиаса я понял, что, по его убеждению, и револьвер ему не поможет, если рядом не будет никого, кто был бы способен владеть им.
Я пожал плечами.
— Ну ладно. До скорого свидания.
Полковник Приэр определил эту часть дороги в один километр. Я прошел ее меньше чем в четверть часа. Я шел через темное ущелье. Внизу тихо плакал в ночи Уэд. Вопли шакалов еще больше взвинчивали мои нервы.
Внезапно сердце у меня забилось. Совсем близко я увидел мрачную громаду дворца. Тогда я сошел с дороги и начал карабкаться по склону горы.
Облака прикрывали луну. Несколько секунд я ничего не видел. Потом облака рассеялись. Я продолжал подниматься.
Я остановился, только когда очутился на высоте приблизительно самой высокой башни. Отсюда я мог видеть всю постройку. В этом хаосе черных стен я различал во мраке первую ограду, потом — почетный двор; наконец, главный корпус здания, прорезанный стрельчатыми окнами, которые светились как золото. Во дворе сверкали две белые точки, как раскаленные глаза какого-то чудовища. Это был автомобиль графини Орловой; остановившись у главного входа, он ждал.
Крики шакалов умолкли. С исступленным вниманием глаза мои впивались во мрак, стараясь рассмотреть эту странную берлогу. Колючая ветка маленького камедного дерева, за которую я уцепился, оцарапала мне указательный палец левой руки.
У меня всегда было чувство времени. Даже в моменты наибольшего волнения в моей жизни я сохранял очень точное представление о количестве протекших минут. То же бывает с самыми расточительными людьми: они знают точное количество экю, которые швыряют на ветер. И все же швыряют их, и сладострастие их только усиливается от этого в своей остроте и горечи.
Одни окна погасли. Другие зажглись. В одном из них появилась тень и осталась неподвижной.
Тень! Может быть, это Ательстана, обнаженная…
Необходимость найти оправдание моей нелепой, школьнической проделке вызвала у меня одну мысль.
«В конце концов, — сказал я себе, — ведь это долг службы заставляет меня исследовать вблизи это странное сооружение с его восточными сюрпризами… Местность, где прошел Джемаль, а после него другие, — может быть, того же сорта…»
Я улыбнулся своему лицемерию. Джемаль, его вероятные преемники — разве они были так ненавистны мне в эту минуту потому, что я горел патриотизмом?.. Обманывать других — я еще понимаю, но обманывать себя самого…