Владетельный рыцарь
Шрифт:
Тело паладина упало на колени, из обрубка шеи фонтаном била кровь. Потом безжизненное тело рухнуло в снег.
Бретонцы застыли в мертвой тишине, потрясенно глядя на обезглавленный труп своего чемпиона. Калар издал стон ужаса, неверяще качая головой, в его глазах застыло потрясение.
– Владычица милостивая, нет… - выдохнул Бертелис.
– Стир-бьорн! Стир-бьорн! Стир-бьорн!
Клич норсканцев не умолкал, становясь все громче.
Норсканский вождь повернулся и всадил топор в труп рыцаря Грааля, словно лесоруб в бревно. Хромая, огромный воин подошел к голове Реола и склонился, чтобы поднять ее. Калар
Словно в ответ в темных тучах сверкнула молния, осветив их изнутри, мгновение спустя раздался раскат грома.
На долю секунды Калар увидел еще один силуэт, словно наложившийся на тело норсканца - силуэт черного демона невероятной мощи. Он был выше норсканского вождя на целых четыре фута, с раздвоенными копытами, его глаза горели адским пламенем. За спиной его были сложены огромные темные крылья, клыкастая пасть извергала черный дым. Голову демона венчали две пары изогнутых рогов, его угольно-черные мускулы перекатывались, излучая силу. Прежде чем силуэт исчез, Калар заметил, что у демона только одна рука, а в другой он держит топор в виде волчьей головы, камни-глаза которой сверкают красным. Спустя долю секунды силуэт демона пропал, и Калар удивленно моргнул, не зная, видел ли он это в действительности или нет. Это был образ того, чем станет норсканский вождь в будущем? Или это его истинный облик?
– Стир-бьорн! Стир-бьорн! Стир-бьорн!
Калар пошатнулся, когда оглушительный клич норсканцев прогремел над цитаделью. Он увидел, что вражеский вождь обернулся к своим воинам и прорычал приказ, сделав жест кровавым обрубком руки.
Норсканский колдун вышел вперед, с дикой улыбкой на свирепом лице, и воткнул в снег древко копья, направив наконечник к небу. После этого вождь насадил на копье голову Реола, и орда варваров разразилась новыми криками. В небе зловеще прогремел гром.
Колдун порезал себе руку и произнес заклинание. Норсканский вождь снова повернулся к цитадели.
– Верните мне моего сына!
– прорычал он, его голос вонзился в разум каждого из уцелевших бретонцев.
– Калар!
– воскликнула Элизабет, когда двери в ее комнату распахнулись. Ее измученное лицо на мгновение просветлело, когда она увидела его. Но лицо молодого лорда Гарамона было застывшей мрачной маской, и он не смотрел на Элизабет. За ним в комнату вошел герцог Адалард в сопровождении толстого, потеющего маркиза Карабаса.
Элизабет сидела в постели, держа спящего спеленатого ребенка на руках, ее лицо покраснело. Рядом в бархатном кресле с высокой спинкой сидела Анара, ее хрупкое тело почти не было видно за огромным креслом.
– Значит, он мертв, - бесстрастным голосом произнесла Анара.
Калар кивнул в ответ, и успел заметить слезы в глазах сестры, прежде чем она отвернулась.
– Я почувствовала, когда он умер, - сказала она.
– Но надеялась, что ошиблась.
– Он храбро сражался, - произнес Калар надтреснутым голосом. До сих пор не верилось, что Реол мертв.
– Значит, вы пришли за ребенком, - сказала Анара, и Элизабет встревоженно повернулась к ней.
– Да, - холодно ответил Калар.
– Ребенок обещан Фее-Чародейке, - заявила Анара, вставая с кресла.
–
– выдохнула Элизабет, испуганно прижимая ребенка к груди.
– Это всего лишь норсканский ублюдок!
– прорычал Калар, в первый раз взглянув на Элизабет с того времени, как вошел в комнату. Она испуганно отпрянула от его гнева, на ее глаза навернулись слезы.
Ребенок проснулся от резкого голоса Калара и заплакал.
Калар выругался, и снова повернулся к сестре. Анара стояла, вздернув подбородок, ее лицо выражало решимость. Калар вспомнил, что у нее было такое же упрямое выражение лица, когда она была еще ребенком. Его лицо застыло.
– Мы должны отдать им ребенка, - холодно произнес он.
– Вы не можете забрать его, - сказала Элизабет. Калар заметил, что ее лицо было необычно бледным и истощенным, в глазах сверкал лихорадочный блеск. Она качала сына, плакавшего на ее руках.
– Он говорит со мной… говорит прямо в моей голове. Он не хочет идти с вами. Вы не можете его забрать.
– Она не в себе, - вздохнула Анара.
– Ей многое пришлось перенести.
Калар посмотрел на Элизабет, в его глазах мелькнула жалость.
– Она придет в себя?
– спросил он.
– Может быть, - ответила Анара.
– Со временем.
– Реол дал слово, - тихо сказал Калар.
– Я должен забрать ребенка.
– Он уже обещан Фее-Чародейке, - заявила Анара.
– Если мы не отдадим ребенка норсканцам, это опорочит честь Реола, - прошипел Калар, не сводя глаз с Элизабет, которая сидела, раскачиваясь, и что-то шептала.
Калар понимал, что если его сестра откажется отдать младенца варварам, ни герцог, никто другой ничего не смогут сделать. Как все фрейлины Владычицы, Анара действовала вне бретонской феодальной иерархии, и имела больше полномочий, чем даже герцоги. Хотя фрейлины богини редко пользовались этой властью на практике. Лишь король имел больше власти, чем они, но Фея-Чародейка могла отменить и его приказ.
– Молодой кастелян Гарамона говорит правду, леди Анара, - подтвердил герцог Адалард.
– Как ни мучительно это для меня, мы должны отдать ребенка. Если мы поступим иначе, это опозорит память Реола.
Анара продолжала пристально смотреть на Калара, и он понял, что она сейчас колеблется. Ее глаза снова наполнились слезами, и она опустила взгляд.
– Зачем ты покинул меня?
– прошептала она.
– Глупый человек…
Сморгнув слезы, она подняла голову.
– Ответственность за последствия вашего решения ляжет на вас двоих и только на вас, - произнесла она наконец, сурово посмотрев сначала на Калара, а потом на герцога.
– Какое бы зло ни постигло Бретонию, если это дитя останется жить - а Бретонию неизбежно постигнет зло из-за этого ребенка - вы будете тому виной и причиной.
– Я согласен, - сказал Калар.
– Согласен, - кивнул герцог Адалард после секундного размышления.
Анара отошла в сторону, печально покачав головой. Калар, укрепившись духом, подошел к постели Элизабет.
– Он не хочет идти с вами, - сказала Элизабет. Она крепко зажмурила глаза и начала трясти головой.
– Он причиняет мне боль! Он говорит, что перестанет мучить меня, если вы все уйдете! Уходите! Не забирайте его у меня! Я нужна ему!
Элизабет явно испытывала боль, она крепко прижала к себе плачущего младенца.